дневного светила, испепеляющего неприглядные останки своей волей.
Один череп запомнился Джейн больше прочих: когда-то давно он принадлежал величественному оленю с рогами, размах которых поражал воображение. Даже теперь корона, природой водружённая на его голову, вселяла благоговейный трепет в чувственное сердце. Красота и изящество, загубленные лезвием топора, что клином вошло меж шейных позвонков, притягивали восхищённый взор. Нижней челюсти у черепа не было – видимо, во время обжига и очистки хрящи, удерживавшие её на месте, потрескались и раскололись на мелкие кусочки. Массивные зубы, предназначенные для пережёвывания сочной травы и жёстких кореньев, бурым, почти что бронзовым частоколом торчали по бокам. Злато полуденного солнца играло на раскидистых, ветвистых рогах янтарными всполохами, складывалось мозаикой, медным блеском преломляясь к глубоким дырам ноздрей и глазниц. Мёдом струился свет уходящей теплыни, просачивался в трещины старых костей и густел внутри, сворачиваясь незримой, ничем не пахнущей смолой.
В безднах, чернеющих по обе стороны от покатой переносицы, ворохом лежала сухая трава и солома, перемешанная с короткими хворостинками. По треснутому краю пустых глазниц редкой россыпью желтела опавшая хвоя. Будучи символом смерти, череп стал оплотом жизни в безрадостном селении позабытого всеми народца. В исполненных мглой провалах гнездились клесты: они готовились к зимовке и дальнейшему уходу за птенцами, которые проклёвывались из яиц в холодные февральские дни.
Птички, выделяющиеся на фоне извечного сумрака ярким оперением оранжево-красного цвета, удивили Джейн. Она смотрела, как они вились вокруг голого черепа, нанизанного на кол посреди отсыревшей крыши, и не понимала, как животные, чуткие к зловонию смерти, уживались бок о бок с духом погибели. Проказливая мордочка клеста, держащего в перекрещенном клюве тонкую ветвь, привлекла внимание Джейн, и та заворожённо вгляделась в черноту оленьего черепа, попытавшись высмотреть в ней пташек, которые явились хриплыми отголосками задушенной надежды. Знаком того, что и на самом дне был виден рассвет, брезжащий за тёмным перепутьем.
– Так много черепов, – прошептала Джейн, подхваченная чинным ходом процессии. Держа Смоль за мозолистую ладонь, она шла рядом с ней почти что вприпрыжку, не поспевая за широким шагом.
Бездны, разверзшиеся на месте больших доверчивых очей, пристально наблюдали за потоком энергий, что текли в жилах смертных. Душистое марево плотского жара изо дня в день проносилось по пустынным улицам, минуя замшелые кости, которые неусыпно блюли порядок среди живых, не позволяя тем переступить тончайшую грань двух ипостасей мироздания и нарушить покой мёртвых.
– Стражи это, – пояснила Пурга, нагнав ковыляющую Зарницу, и улыбнулась. Она по-детский пританцовывала, кружилась, кутаясь в развевающуюся накидку, блестела острыми клыками, позволяя ветру ерошить белоснежную шерсть
