получалось делать такие замечания невзначай, несмотря на все актёрские таланты.
– У меня есть учебник по математике за прошлый класс. – Я пожал плечами. – А тот, что за этот класс, – сгорел.
– Я уверена, ты сможешь ей помочь, – сказала мама. – Она ведь такая умная и талантливая девочка.
Маме не нужно было меня убеждать в том, что девушка моей мечты – самый замечательный человек на свете.
Я промычал что-то в ответ.
– Я уверена, вы станете хорошими друзьями, стоит вам познакомиться поближе.
– Мам, – сказал я, стараясь не показывать, что в моём желудке скачет макака, колотя по цимбалам, – ты хоть понимаешь, насколько это странно – заставлять собственного сына заниматься с девушкой, чтобы свести его с ней?
– Помощь в учёбе —отличный способ провести время вместе, – как ни в чём не бывало отозвалась мама.
– Ага, что-то такое я слышал. Мне пора, мам, – я встал, оставив на тарелке недоеденную вафлю. Макака с цимбалами, которая жила в моем желудке и обожала репетировать, когда я нервничал, сегодня отрабатывала увертюру «1812 год»[2]. Перкуссия в её исполнении взяла верх над моим желанием есть.
Выйдя из квартиры, я сбежал вниз по лестнице, пытаясь выдумать новый способ убить телефон-полтергейст. Это неплохо отвлекало от мыслей о нашем с Элизабет не-свидании.
До библиотеки было два квартала, так что я не успел придумать ничего более оригинального, чем положить телефон на рельсы метро, что могло привести к гибели множества людей. А я и так уже чуть не угробил кучу народа, так что нет, спасибо.
Элизабет сидела перед библиотекой. На коленях у неё стояла сумка, а её длинные белокурые волосы были изящно перекинуты через плечо.
– Привет, Брайант, – она встала и улыбнулась мне. Её безупречные глаза сияли.
Я открыл рот, чтобы поздороваться, но получилось какое-то: «Хе-е-е-ей».
Элизабет прикусила губу. Было очень мило с её стороны не рассмеяться.
– Сумасшедший вчера был день, – сказала она.
– Ага, – выдавил я, и это можно было считать за слово, так что, по крайней мере, я двигался в верном направлении.
– Ты ведь всё сделал, правда? – Сияющие глаза Элизабет на мгновение затуманились. – Ты ведь, – её голос упал, – избавился от этой штуки?
– Я… э-э-э… – Я сделал глубокий вдох. Тема была слишком важной, чтобы так запинаться. – Я пытался. Мы с Девоном.
– В каком смысле «пытался»? – Элизабет взяла меня за руку и потянула прочь от двери. Ладонь у неё была очень мягкой и нежной. Как прикосновение бабочки. – Брайант!
– В том смысле, что мы били его, топили его и грели в микроволновке. Нифига. – Я огляделся по сторонам. Едва заговорив о телефоне, я вновь как будто почувствовал на себе навязчивый взгляд того дурацкого гигантского глаза.
– Почему ты не выбросил его в реку? – спросила Элизабет.
– Потому
Торжественная увертюра «1812 год» – пьеса П. И. Чайковского, исполняемая расширенным составом симфонического оркестра, включающим большую группу ударных и колокола.
