есть третий общий «водяной знак почтовой бумаги» на двух разных письмах, иудейском и эллинском, – тайная связь Еноха с Платоном.
XVI
«...И показал мне на Западе великую гору... И в той горе были четыре пропасти, весьма глубокие, широкие и скользкие; три из них темные, одна же светлая» (Hén., XXII, 1).
Здесь царство мертвых – израильский scheol, вавилонский arallu, египетский amenti – вечный Запад, «Закат всех солнц». Это и значит: тайна Конца, Апокалипсиса есть тайна Запада.
Над светлою пропастью был «источник воды живой (Hén., XXII, 9) – не той ли, о которой молятся египтяне для мертвых своих, отошедших на вечный Запад – Аменти: „даруй тебе, Озирис, студеной воды“?
«...И пошел я в другое место, к Западу, на конце земли»… (Hén., XXIII, 1.) Все к Западу и к Западу идет – не может остановиться, как будто ищет и знает, что только там, на Западе, найдет конец Востока – времени – в вечности.
XVII
«...И увидел я высочайшие горы... прекраснейшие, как бы из драгоценных камней», – говорит Енох (Hén., XXIV, 1–6). «Славились горы те красотой и величьем больше всех нынешних гор на земле», – говорит Платон (Рl., Krit., 118, b). – «И увидел я, – продолжает Енох, – долины такие глубокие, извилистые, что ни одна не сходилась с другою» (Hén., XXIV, 2). Тот же уют райских долин, как в Атлантиде.
«Выше всех гор была одна, как престол. И окружали ее деревья благовонные», – говорит Енох (Hén., XXIV, 3), и Платон как будто отвечает ему: «Все благовонья, какие только рождает земля, и целебные корни, и злаки, и деревья, и плоды, и цветы… все это Остров, тогда еще озаряемый солнцем, рождал в изобилье неисчерпаемом» (Рl., Krit., 115, b).
«И между деревьями, – продолжает Енох, – было одно с таким благовоньем, какого никогда я не слышал; другого подобного дерева нет на земле; благовонье его сладостней всех благовоний, и листья его, и цветы, и ствол неувядаемы; и плод его прекрасен, подобен гроздьям пальмовым. И сказал я: „О, прекрасное дерево! Как любезна листва его и плод вожделен!“ И Михаил Архангел... предстоящий дереву, сказал мне: „...не прикоснется к нему никакая плоть, до великого дня; тогда оно будет дано смиренным и праведным, и плодами его жить будут... и возрадуются и возвеселятся... и благовонье его напитает кости их... И не будет уже ни болезни, ни плача, ни воздыхания“ (Hén., XXIV, 1–6; XXV, 4).
Это райское Дерево жизни соединяет начало мира с концом – Атлантиду с Апокалипсисом: «и по ту, и по другую сторону реки („живой воды“ Еноха, „студеной воды“ Озириса), дерево жизни, двенадцать раз приносящее плоды; и листья дерева – для исцеления народов» (Откр. 22, 2).
XVIII
На одном, очень древнем, вавилонском, резном цилиндре-печати изображены Муж и Жена, сидящие друг против друга, у Дерева с плодами, и протянувшие руки к нему, чтобы сорвать плод; за спиною Жены, в воздухе, Змей (Delitzsch, Mehr Licht, 49).
Может быть, это Ной-Астрахазис и супруга его – последние люди первого человечества, «переселенные» на край света, в «Устье рек» – Эдем, а Дерево – тот самый «Злак Жизни», которого ищет Гильгамеш:
Неутолимое им утоляется;
Имя же злака: Вечная Молодость.
Отнесу его людям, да вкусят бессмертья.
