я усложнится, а она у меня и без Леночкиных истерик не сахар.
Есть у меня подружка Светка, так у нее что на уме, то и на языке. Я ей завидую: ведь Светка может позволить себе роскошь не думать о потаенных мыслях окружающих людей, об их интересах, которые в любую минуту способны обернуться против интересов твоих или твоей семьи. Светке не нужно угадывать подводные течения, взвешивать свои слова и их последствия – она живет свободно и говорит, как дышит, не задумываясь. Оно понятно, ведь у Светки врагов нет. Из всех возможных достоинств у нее имеется только хороший характер. Но этому почему-то никто не завидует. Завидуют богатству, положению, красоте. Как раз всему тому, что есть у моего папы.
То есть было.
Папа и научил меня с детства взвешивать свои слова. Поэтому хоть я Лене и дерзила (с удовольствием, признаю), но до открытой грубости не доходила.
– Лена, мне через два месяца будет восемнадцать, – потрудилась я прокричать сверху. – Оставь меня в покое, ладно?
– Я поклялась твоему отцу! Что буду опекать тебя!
– Это в какой момент ты поклялась? На его смертном одре?
В моем вопросе имелся ядовитый подвох: «смертного одра» судьба нам не подарила. Папа погиб в автокатастрофе, никто при ней не присутствовал, и даже гроб нам выдали закрытый: машина, упав с обрыва, загорелась, а папа… В общем, там остались только угли.
Сарказм я позволила себе, будучи полностью уверенной: Леночку мои слова не ранят и рыданиями она не разразится. Мера ее скорби пропорциональна мере ее любви к папе – и то и другое не глубже его могильной ямы.
– Ма-а-а-ша-а-а-а!
О, этот голос. Беспомощный и истеричный. Папу она подкупила именно своей беспомощностью, а истеричность в пору их женихания не была заметна – она проявилась лишь тогда, когда Лена пустила корни в нашем доме.
А ведь я папу предупреждала. В принципе, мне всегда импонировала его склонность к благотворительности: когда у тебя очень много всего, надо делиться с ближним, у которого вообще ничего. Так и наш батюшка… – ну, не папа, конечно, а священник – говорит. Грешно делать унитаз из золота, в то время как людям рядом с тобой не на что жратву купить. Тем более что от этого ни твои какашки, ни ты сам золотцем не станете. Поэтому за помощь Леночке, моей бедной тетехе-репетиторше по английскому, я папу не осуждала. А вот за желание жениться на ней – очень даже!
Папа, конечно, меня не послушал. Женился. Она, видать, была уже беременна от него, поскольку родила мальчика через шесть месяцев после свадьбы. А еще через полтора года – девочку. Двоих детишек папуле заделала. (А мне, соответственно, единокровных братика и сестричку.) Только еще через полгода папа совсем перестал интересоваться Леной. И детками, к слову, тоже. А я предупреждала, ну предупреждала же! Говорила я, мудрая: пап, помогай ей, раз тебе хочется, но жениться-то зачем? Жалость – не любовь, на ней отношений не построишь, пап, взаимности не будет, понимаешь? Ты ей – да. Но она тебе – что? Спасибки-спасибочки? А тебе это надо? Пап, после смерти мамы ты будто все ищешь женщину, которая смогла бы стать тебе настоящей подругой, я понимаю, пап, я не ревную, я хочу, чтобы ты был счастлив. Но это не Леночка, неужели ты не видишь?! Она только и может, что кланяться и «спасибкать»!
А папа что-то мычал нечленораздельное в ответ. И готовил свадьбу. Конечно, мне еще пятнадцати в то время не было – кто же послушает малолетку…
– Лен, не беспокойся. У меня сегодня курсы вождения. В Москве, – произнесла я миролюбиво, спускаясь по лестнице.
До сдачи экзаменов оставалось всего четыре занятия с преподом. На машине автошколы, конечно. А в нашем летнем гараже (то есть во дворе под навесом – зимний гараж был под домом) меня уже ждал премиленький «Мини-Купер», моя шоколадка, гнедая лошадка, папин подарок.
– Почему в Москве?! Ты ведь здесь водишь!!!
– Лен, не кричи, я уже стою рядом.
– Я не кричу!
– Ага, только у меня сейчас барабанные перепонки вылетят из ушей, как стекла из окон.
– Ответь на мой вопрос! Зачем тебе в Москву, ты ведь тут занимаешься вождением? – Леночка все-таки сбавила обороты.
– Занималась. Но здесь деревня. Мне надо в городе осваиваться.
– Ты водила в районном центре! Чем тебе не город!
– Лена… – У меня даже голос сел от безнадежности этого разговора. – Я не спрашиваю у тебя разрешения. Я не спорю с тобой. Я тебя ин-фор-ми-ру-ю. То есть довожу до твоего сведения мое решение ехать сегодня в Москву.
Лена довольно долго переваривала мою фразу. Потом лицо ее слегка прояснилось: дошло. И тут же новая туча надвинулась на ее чистый лобик.
– Но погоди, мне сегодня Сережа понадобится!
Сережа – наш шофер. Для нужд женщин,
