>По моей коже волной пробежали мурашки. Он в шутку назвал меня “деткой”, прозвище, которое мне дали в детском доме из-за моей хрупкой комплекции.
Мы лежим на крыше гаража – наше секретное место. В воздухе стоит запах августовского лета: терпкая пьяная полынь и сырая земля. Небо над нами затянуто черно-серыми тучами, готовыми вот-вот взорваться со всей яростью и болью.
Славка берет мою руку и кладет себе на грудь.
– Слышишь? Это сердце будет биться вечно только для тебя.
Резко полил дождь, крупные капли обожгли мои бедра, по коже пробежали мурашки.
– Я люблю тебя, Слав.
– Тшш. Не говори ничего, систер. Я с тобой…
Мы не были кровными братом и сестрой. Попав в детский дом в возрасте пяти лет, я долго не могла смириться с нахождением там. Первый год меня постоянно мучил один и тот же кошмар, плавно переходящий в реальность: какие-то люди входят во двор, одетые в оранжевые жилеты дорожных рабочих, некоторые из них ведут овчарок на коротких поводках. Я наблюдаю за ними в окно, мне безумно страшно, я знаю, что они пришли за мной. Пришли, чтобы забрать меня. Страх сжимает мое горло, я начинаю задыхаться, хочу выйти из комнаты, но она заперта. Я кричу: «Маааамааа!», захлебываясь слезами. И тогда сон становится реальностью. Меня начинает потряхивать, а кислорода в легких становится все меньше, будто я забываю дышать.
Славка был первым, кто заметил мои приступы. Наверное, если бы не он, я так и задохнулась бы во сне. Во время этих приступов я могла ходить во сне и порой просыпалась в коридоре детского дома. В одно из таких хождений Славка обнаружил меня в общей комнате, смотрящей в одну точку. Он позвал, но я не ответила, тогда Славка просто обнял меня и, повторяя свое «тшшш», отвел спать.
Между нами сразу возникла та незримая связь, когда двое понимают друг друга с полуслова. Славка старше меня на год, не такая уж и большая разница, но в нем всегда существовала огромная внутренняя сила, неподвластная никому, неподвластная мне. Это потом я узнала, что его младшая сестра задохнулась во время пожара вместе с родителями алкоголиками, и он, единственный выживший, обречен всегда помнить ее грустные серо-голубые глаза и держать мою руку, так, как держал бы ее.
Вина преследует его постоянно: «если бы», «если бы я…» – повторял он, глядя вдаль, вот так, без слез, просто сжимая кулаки, оставляя кровавые следы на ладонях.
Я слушала его, и слезы наворачивались на мои глаза.
– Тшш, тшш.
Небо громыхало, мы хохотали как сумасшедшие, вспоминая самые счастливые дни, если их можно было так назвать. Я вдруг решила повторить свое выступление на конкурсе талантов перед руководством дома и воспитанниками, поменяв танец и вместо назначенного бального исполнить цыганочку. Славка пустился в пляс вместе со мной, и мы танцевали под дождем какие-то смелые и дикие танцы, размахивая руками и ногами. Весь мир принадлежал только нам.
– Этот мир наш! Наш, слышишь? Наааш! – кричу я, задыхаясь от отчаяния. Заколка слетела с головы, и мои черные, длинные волосы волнами рассыпались по плечам.
Славка выпускался в этом году. Мне оставался целый год без него в глухих стенах детского дома.
– У тебя губы синие, пойдем!
– Нет, нет, я прошу тебя!
– Идем, уже поздно.
Он тянет меня за руку, я брыкаюсь. Он понимает мое отчаяние и, как прежде, обнимает, с силой прижимая к своей горячей груди. Слезы смешались с дождем, перед глазами стоит хрустально-прозрачный мир, готовый вот-вот рухнуть, легкое красное платье промокло насквозь.
Я смотрю ему в глаза и касаюсь губами его губ. Он на секунду поддается соблазну и раскрывает рот.
– Юля, нет, Юля, я не могу. Я люблю тебя, но … не так.
Мои руки опускаются, мне хочется убежать. Оттолкнув его, падаю и приземляюсь на груду бревен, стоящих у гаража, бегу, не разбирая дороги.
В ту ночь я так и не вернулась в детский дом, решив, что больше не хочу оставаться там.
Год я скиталась по ночлежкам для бездомных, работала промоутером за пару сотен рублей, не думая о будущем. Я больше не та детка с черными, как смоль, вьющимися волосами. За это время я стала другой: холодной и смелой.
Этот тяжелый год научил меня выживать и не плакать. Помню, я так и сказала себе: “Ты теперь одна, борись!” Жизнь в детском доме закалила меня. Нам было по тринадцать – четырнадцать, каждые выходные на площадь недалеко от дома приезжал базар. Торговцы раскладывали товар, выстраивая палатки в длинные ряды. Нашим любимым увлечением было воровать мелкие предметы, вроде колец и китайских часов. Славка и я всегда справлялись с этим лучше всех. Нас ни разу не поймали, нам просто везло. Возвращаясь, мы распределяли добычу и продавали её нашим одноклассникам. С вырученных
