минуту весь процесс застопорился. Я поднял глаза и увидел уставившуюся на меня маму. У меня невольно вырвалось:
– Что случилось, ма?
Мама Милава расплакалась:
– Ты поправился, Дражко, я знала, столько даров богам поднесла. Сыночка мой, пойдём к отцу скорее, обрадуем его. Любомир, смотри, слава Морене заступнице, исцелился Дражко наш. Кричать это мама начала ещё из дома, благо до кузни было не далече.
Таиться дальше было бессмысленно. Кланяясь в пояс, как подобает хорошему отроку, я обратился к отцу:
– Разреши мне, батюшка, трудиться возле тебя в кузне, знания перенять! – мне показалось, что именно так надо обращаться к родичам в средневековье.
Кузнец наверно впервые посмотрел на меня, не испытывая отвращение. Сын, да ещё и здоровый – это очень хорошо. Вот только слабоват. Я попытался развить успех, но удалось лишь всех повеселить – безуспешно схватился поднять отцовый молот. На шум прибежала Златка и уже на пару с матушкой принялась обнимать меня исцелённого, попутно измазав слезами и соплями. С того дня я и кушать стал больше. Если раньше мясо на тарелке появлялось украдкой, в тайне от отца, то теперь он сам подкладывал мне куски пожирней:
– Кушай, Дражко, силы набирайся, чтобы молот большой у меня перенять.
Я уплетал с большим аппетитом. А ещё до работы в кузне и когда заканчивалась крица пробовал тренироваться, как мог, вспоминая и адаптируя под детское тельце упражнения из спорта будущего для настоящего времени. Вот такой выверт получился, а я всегда считал, что родители меня не в ту секцию отвели. В моём средневековом спортзале появилась лавка и жердь с поломанными колёсами от телеги, пара прутьев, заменяющих мне мечи, большая деревянная плаха для метания всего железного, что может воткнуться. Получалось не очень, тело мне досталось худое и слабое.
Злата любила сидеть и смотреть, как я дуркую бестолку, поднимая и кидая железки. Смеялась от моих упражнений с подвешенными мешочками, которые раскачивались на верёвках. Сама теми мешочками и норовила меня тюкнуть. Деревенские судачили и приходили подивиться, как так больной мальчишка после утопления вдруг начал здоровьем набираться и заговорил. Думаю, что там на реке Дражко на самом деле помер, и я с Пашкой наверно тоже. Вот и не верь после этого в потустороннее, которое взяло и поселило мою душу в тело мальца. Интересно, а где Дражко-то сейчас? Может раз я вспомнил, как тут всё устроено, он и не делся никуда, а сидит там в уголочке моего сознания и тихо поскуливает.
Во дворе показалась мама и окликнула:
– Дражко, иди до бабки Могуши, она молока даст, крынку не забудь взять, на лавке сохнет.
Я побежал в дом за крынкой и посохом – теперь везде ходил с жердиной выше моего роста, как волшебник из сказки. Большая палка была и тренажёром для рук и защитой от достающих мальчишек. Моё исцеление не избавило от постоянных попыток пацанов толкнуть деревенского
