и порезали шкуру на полоски, которые повязали себе на бедра, щиколотки и запястья, оставив остальное в руках. Потицию казалось, что он ощущает жизненную силу зверя, которая исходит из теплой эластичной шкуры.
Бегать нагишом по холмам Потиций уже привык, потому как уже не раз проделывал это с Ромулом и Ремом (правда, по ночам и подальше от поселений). Но, пряча лицо под волчьей мордой, он до сих пор испытывал странные ощущения. Глядя сквозь прорези, зная, что он не похож на себя, и воображая, какой свирепый вид он сейчас имеет, юноша чувствовал прилив сил. Он ощущал, что его связь о окружающим миром изменилась, как будто эта маска не только преобразила его внешне, но и одарила нечеловеческими способностями.
Они бегали по холмам и долинам, от поселка к поселку, завывая, рыча и размахивая полосками окровавленной кожи. Всякий раз, когда им попадалась девушка, они бежали прямо на нее, соревнуясь, кто первый настигнет ее и ударит своим ремешком. Они были как бы волками, а девушки – как бы овечками: во всяком случае, они, как овцы, выходили по своим утренним делам в основном не поодиночке, а группами. При появлении «оборотней» некоторые из них визжали, другие покатывались со смеха.
Никогда в жизни Потиций не делал ничего столь волнующего, и его плоть, понятное дело, возбудилась. Возможно, иных девиц его торчавшее и качавшееся мужское достоинство пугало больше, чем ремешки из волчьей шкуры, хотя одновременно и забавляло. Во всяком случае, они хоть и делали вид, будто отводят глаза, но на самом деле косились на него с немалым интересом. Ромул же и Рем, углядев торчавший фаллос приятеля, стали еще пуще привлекать к нему внимание, со смехом и криками указывая на него ремешками из волчьей шкуры.
– Зря ты оставил амулет дома сегодня, – прошептал Ромул. – Может быть, болтайся у тебя золотой фаллос на шее, не стал бы болтаться тот, что между ног.
– Кончай прикрываться, – вымолвил, задыхаясь от смеха, Рем. – Лучше повяжи на свою штуковину волчий ремешок – то-то и между ног у тебя заведется волчья сила.
Насмеявшись досыта, близнецы отстали от него, и вся троица снова принялась гоняться за визжавшими девушками.
Как близнецы и предвидели, это происшествие сделалось предметом разговора во всем Риме. В тот же вечер отец Потиция обсуждал его в кругу самых близких – со своей женой, сыном, дочерьми и сестрами.
– Три юнца, обнаженные, если не считать волчьих шкур и масок, прикрывающих их трусливые лица, бегали по Семи холмам, пугая всех, кто попадался на их пути, – возмутительная наглость, вот как это называется!
– Неужели никто не попытался их остановить? – спросила мать Потиция.
– Несколько старейшин решились было сделать им замечание, но мерзавцы стали кружить вокруг бедных стариков со звериным воем и напугали их до полусмерти. Ну а когда им на помощь пришли мужчины помоложе, негодяи сбежали – их и след простыл.
– Но как они выглядели, муж? Неужели их никто не мог опознать?
– Мне-то откуда знать, я их не видел. А вы?
Потиций
