бом акценте на восточном-японском и российском, что и дает духовно-творческий «взлет» обеих наших культур.
Книга рассчитана на духовно-творчески продвинутый слой интеллигенции Японии-России-мира.
Замысел работы – рассмотрение диалога Дайсаку Икеды со Львом Толстым (осуществленного Эгути Мицуру) с «поворотом» на мир в целом. Основная концептуальная идея работы и «Энциклопедии Живого знания» – разработка Стратегии целенаправленного перехода человечества-биосферы в целом и каждой культуры Мира на качественно новый уровень, или «поворот колеса истории» на духовную культуру эко-гармоничного будущего, начиная с буддизма + светской духовности России. Эта смена парадигмы культуры возможна как продолжение-развитие того типа культур Японии-России, выдающимися представителями которого являются названные авторы.
Во имя чего осуществим тройное отождествление:
1. будущее буддистской Японии с именем Икеды, затем,
2. сблизив, практически отожествив кредо Толстого и России.
3. Будущее Японо-Руссии мы находим в сближении по принципу взаимодополнения-взаимотворчества Икеды и Толстого, дополняющего их общей ориентацией России на будущее посредством светской духовности.
Данная работа есть один из аспектов серии работ К.И.Шилина, З.Г.Лапиной и их соавторов (в т. ч. и в данном сборнике Материалов Форума). Нижеследующая статья нашей японской коллеги концептуально близка к такому замыслу и ходу мысли. Однако она не «вооружена» тем понятийным аппаратом Экософии и Живой логики духовной культуры Эко-гармоничного будущего, который разрабатывается при опоре на духовные культуры Востока, а непосредственно – как продолжение-развитие понятийного аппарата классической Русской культуры (В.С.Соловьев, Н.О.Лосский, Н.А.Бердяев, В.И.Вернадский и др.), а также и на К.Маркса, но в подлинном, «очищенном» от имеющейся вульгарной версии его интерпретации (см. К.И.Шилин. Экософия К.Маркса).
Сверхзадача данного направления творчества – снятие того глубинного противоречия между экофильными культурами Востока и экофобной цивилизацией Запада, которое миром не замечается поныне, снятие которого приведет к мощному повышению духовно-творческого потенциала Востока-России-мира, даст огромный общий позитивный эффект и приведет к снятию угрозы тотальной эко-катастрофы. Статья дается без изменений, экологическое ее переосмысление дается вслед за нею.
Эгути Мицуру
Жизнеучение Л.Н. Толстого через призму буддийской философии – точки соприкосновения Толстовского учения с Лотосовой сутрой
Институт восточной философии (IOP), г. Токио
Толстой начал уделять особое внимание исследованию религий, подойдя к своему 50-летнему рубежу. В этот период он находился в поисках смысла жизни, которые привели его к духовному перерождению. В его трудах, посвященных религиозной тематике, дневниках и письмах высказывается отношение к различным религиям, в т. ч. и к буддизму.
В данном случае я хотела бы сначала остановиться на его восприятии буддизма и отношении к нему, а затем обратить внимание на точки соприкосновения толстовского учения с буддийской философией, содержащейся в Лотосовой сутре, взяв за основу ее интерпретации современным японским мыслителем Дайсаку Икедой.
Учение Толстого часто связывают с буддизмом. Говоря о различных религиях, Толстой прежде всего обращает внимание на истину, общую для всех религий, и именно под этим углом зрения рассматривает каждую из них. В 1884 г., когда он интенсивно занимался изучением буддизма, в его дневнике появилась такая запись: «Читал Будизм – учение. Удивительно. Всё то же учение…. Учен[ие] о том, что вопросы о вечности не даны – прелестны. Сравнен[ие] с раненным стрелою, к[оторый] не хочет лечиться прежде, чем не узнал, кто его ранил»[1].
Вероятно, здесь речь идет о притче, рассказанной Шакьямуни человеку, интересующемуся метафизическими вопросами о сущности бытия, о раненом отравленной стрелой, который не позволяет вытащить из своего тела стрелу, пока не выяснит, кто ее пустил («Маджджхима-никая», 63).
Данная притча органически ассоциируется с вводной частью трактата Л.Н.Толстого «О жизни», где говорится о мельнике, который оставил мельницу в разлаженном состоянии, увлекшись изучением ее механизма. Из этого не трудно предположить, что в приведенной притче ему скорее всего импонировало то, что Будда отдает приоритет практике спасения человека, отвергая умозрительные суждения о бытии.
Л.Н.Толстой восхищается отсутствием метафизического разъяснения бытия в учении Будды и ставит во главу угла конкретное действие человека. Для него религия не есть просто «установление отношения человека к бесконечному существованию», а из него должно выводиться «руководство его деятельности»[2]. При этом акцент ставится на последнее положение (о руководстве действия).
Т49 24 декабря
Что такое религия
