у матери, а раз так, то и от него можно заразиться. Люди его сторонились. Санни Корлеоне от всего своего одиннадцатилетнего, еще не огрубевшего сердца пожалел друга, привел его к себе и властно потребовал, чтобы его приняли в дом. Тома Хейгена накормили горячими спагетти с густой, маслянистой томатной подливкой – ее вкус запомнился ему на всю жизнь – и уложили спать на раскладушке.
Без расспросов, без дальних слов, как нельзя более естественно дон Корлеоне позволил беспризорнику остаться у него в семье. Он самолично сводил мальчишку к врачу, и Тому Хейгену вылечили глаза. Он послал Тома в колледж, а после – на юридическое отделение университета. При этом он выступал по отношению к приемышу скорее в роли опекуна, а не отца. Он никогда не проявлял к нему нежных чувств – однако, как ни странно, считался с Хейгеном больше, чем с родными сыновьями, и ни в чем не навязывал ему своей воли. Так, по юридической части Хейген пошел после колледжа по собственному выбору. Он слышал раз, как дон Корлеоне говорил:
– Один законник с портфелем в руках награбит больше, чем сто невежд – с автоматами.
Между тем Санни и Фредди по окончании средней школы, к великому неудовольствию дона Корлеоне, выразили твердое желание пойти по родительским стопам. Только Майкл поступил в университет, но на другой же день после объявления войны с Японией ушел добровольцем в морскую пехоту.
Получив адвокатский диплом, Хейген женился на молоденькой итальянке, чьи родители обосновались в штате Нью-Джерси, – и зажил своим домом. Его жена тоже окончила университет, что по тем временам было редкостью для девушки из ее среды. После свадьбы – а свадьбу, понятно, справляли у дона Корлеоне – дон выразил готовность поддержать Хейгена в любом начинании, какое бы тот теперь ни предпринял: обставить его адвокатскую контору и направлять к нему клиентов, а нет – основать для него собственное дело по продаже недвижимого имущества. Хейген в ответ почтительно склонил голову.
– Я хотел бы работать у вас.
Дон удивился, но было видно, что он доволен.
– Ты знаешь, какие я веду дела?
Хейген утвердительно кивнул. Нет, он в ту пору еще не знал по-настоящему, как велико могущество дона. По-настоящему он этого не знал еще целых десять лет, покуда не принял на себя обязанности consigliori, когда заболел Дженко Аббандандо. И все же он утвердительно кивнул тогда и твердо встретил взгляд дона Корлеоне.
– Я хотел бы у вас работать так же, как работают ваши сыновья, – сказал Хейген.
Иначе говоря – с безоговорочной преданностью, безоговорочным признанием верховной родительской власти дона. И дон, впервые с того дня, как Хейген переступил порог его дома, выказал своему приемышу отцовскую ласку – недаром о его умении понять человека уже тогда слагались легенды. Он быстро притянул Хейгена к себе, обнял и после этого обращался с ним почти как с родным сыном, хоть изредка и напоминал ему – или
