очтен. И принят… Он же перед нейКак пред оркестром вдохновлен и чист,
Кулис шуршание: «Ну же, посмелей!»
И нота первая губами принята,
Как флейты нежный, чуть заметный звук.
На талию легла его рука…
В груди забился метронома стук…
Смычок скрипичный – губы, шею, грудь
Объединил движением одним
И россыпь ласк в благословенный путь
Продолжил он арпеджио гоним.
Аккорды страсти – в них томленья свет,
И обещанье счастья в них звучит.
Виолончели сочный силуэт
Зеркальным отражением манит.
И как по грифу снизу по спине,
Он проведет под пиццикато струн.
Прикрыты веки… Стон… Она в огне…
Он продолжает – музыки колдун.
И вот аккорды стали глубоки,
Вступил орган в симфонию страстей
Всепоглощающе, до дрожи… на куски
Рассудок рвется, как стаккато в ней.
Слияние душ и аккомпанемент
Из плотских удовольствий в танце чувств…
Ритмичней… Да… Быстрей, еще быстрей…
Он познает искусы от искусств.
И руки струны в исступлении рвут,
И крик… И дрожь… И трель на вираже
В арпеджиато звуки перейдут,
Крещендо доминирует в душе.
Испита чаша музыки до дна,
Тональность принесла ему приют.
Истома нежит, манит глубина,
И просит повторить его этюд.
Мягкий свет свечей танцевал на его лице, подчеркивая резкость скул и глубину темных глаз. Он сидел, склонившись над старинной книгой, шелест страниц сопровождался лишь тихим потрескиванием камина. Воздух был напоен ароматом корицы и чего-то еще – нежного, неуловимого, как запах её кожи. Она приблизилась, не торопясь, как хищница, выслеживающая добычу. Каждый её шаг был полон грации, каждое движение – обещанием.
Её пальцы, едва касаясь его плеча, оставили после себя легкую дрожь. Он поднял взгляд, и в его глазах отразилось её пламя – томное, полное скрытой страсти. Она наклонилась, её волосы, пахнущие спелыми персиками и ночным воздухом, окутали его шею, вызывая мурашки. Её дыхание, горячее и влажное, щекотало его кожу.
Она прошептала что-то на ухо – слова были не важны, важен был привкус тайны, нежности и опасности, который они несли. Её губы, мягкие и соблазнительные, прикоснулись к его виску, затем к уголку рта, и, наконец, настойчиво, словно жаждущие нектара, прильнули к его губам.
В этот момент исчезли свечи, книга, камин, остались лишь они двое – в объятиях забытого времени, окруженные волшебством и неудержимой страстью. Мир растворился, оставив место только глубокому, полному и волнующему поцелую.
Поцелуй начался медленно, нежно, как пробуждение спящего вулкана. Его руки, сначала робко, а затем всё настойчивее, обвили её талию, прижимая к себе. Её пальцы скользнули в его волосы, зарываясь в густую шевелюру, словно цепляясь за единственную опору в этом водовороте чувств. Вкус её губ – сладкий, немного терпкий, опьяняющий – заполнил все его существо.
Он отстранился на мгновение, его дыхание было прерывистым, глаза горели. Взгляд его скользнул по её лицу, задерживаясь на чуть припухлых губах, на блеске в глазах, на лёгком румянце, расцветавшем на щеках. Он снова приблизился, его губы на этот раз прикоснулись к её шее, оставляя лёгкий след огненного желания.
Она застонала, её руки пробежались по его спине, чувствуя напряжённые мышцы под тонкой тканью рубашки. Его поцелуи стали более глубокими, более страстными, словно он стремился поглотить её полностью, раствориться в ней без остатка. Она отвечала с той же жадностью, её тело напряглось, готовясь к неизбежному взрыву чувств.
Его руки, уверенные и сильные, подняли её, нежно, но властно. Она обвила его шею, чувствуя, как её сердце бешено колотится о его грудь. Он нёс её сквозь полумрак комнаты, его дыхание щекотало её ухо. Она чувствовала его тепло, его силу, его желание – и это опьяняло её сильнее любого вина. В этот момент не существовало ничего, кроме их тел, переплетающихся в танце страсти, забывающем время и пространство.
Его губы вновь нашли её, вновь сжались в поцелуе, полный такой силы и жадности, что она невольно застонала, ощущая, как волны тепла прокатываются по её телу. Он опустил её на мягкий диван, но не отпускал, продолжая целовать, прижимая её к себе, как будто боялся, что она исчезнет.
В его поцелуях скрывалось всё – желание, страсть, мучительное ожидание. Она отвечала ему, обвивая его руки своими, словно стремясь слиться с
