пережила тогда в лесу, – произнесла она.
Валентина снова посмотрела на окно.
– А ты сегодня, похоже, вообще не испугалась ни капельки.
– Это потому что у меня жизнь такая однообразная. Я просто настолько оглупела, что перестала понимать, когда нужно бояться, а когда нет. Ты чувствительнее, чем я.
– Катя, – произнесла Валентина негромко, – ты думаешь…
Но она не успела договорить. Раздался громкий звон, в окна ресторана стали влетать кирпичи, и мелкие осколки стекол алмазным дождем посыпались на напудренные щеки. Один из больших осколков, острый и тонкий, как наконечник стрелы, впился в шею какой-то женщине. В этот самый миг раздался крик.
Валентина бежала со всех ног. Она то и дело оскальзывалась, но продолжала бежать. Ноги сами несли ее. Колеса инвалидной коляски скрипели и скользили.
– Валя, не надо! – Холодные как лед пальцы сжались на ее руке. – Прошу тебя, остановись.
Катя умоляла. Усилием воли Валентине удалось заставить свои ноги остановиться, но пальцы по-прежнему сжимали ручки кресла так, будто приросли к ним. Онемевшие, промерзшие, они словно вплавились в металл. Крик женщины, которой впился в шею осколок стекла, до сих пор стоял у Валентины в ушах, и, как она ни старалась, ей не удавалось избавиться от него. Девушка сделала глубокий вдох, и легкие ее как будто сжались в комок – до того морозным был воздух.
– Валя, мы замерзнем насмерть.
Постепенно разум стал возвращаться к Валентине. Катя сидела в коляске, развернувшись к ней лицом, и голой рукой тянула ее за рукав. Голубые глаза ее расширились от панического страха.
– Катя, как ты? Все хорошо?
Сестра покачала головой.
Валентина посмотрела по сторонам и с удивлением обнаружила, что стоит посреди незнакомой узкой грязной улицы, загаженной смерзшимися в желтые комки нечистотами. Покрытая снегом водосточная труба лежала в канаве, напоминая труп, окна в домах были закрыты картоном. Краска на стенах облупилась, обнажая расползающиеся трещины. Поодаль стоял и глядел на них какой-то бородатый мужчина. Рядом с ним сидела собака, такая же кудлатая и грязная, как борода и одежда хозяина.
О Боже, что она наделала?
Как только в окна полетели кирпичи, у нее в голове осталась лишь одна мысль: увезти оттуда Катю. Куда-нибудь. Как можно дальше. В безопасность.
Схватив инвалидное кресло, она бросилась не разбирая дороги в ресторанную кухню, а оттуда выбежала на грязный двор. И там ноги сами понесли ее. Куда-нибудь. Как можно дальше. В безопасность. Это было единственное, о чем она могла думать в ту минуту. И она побежала так, как еще никогда не бегала в своей жизни, словно инстинкт подсказывал ей, что здесь, среди забытых и обездоленных, где свои убеждения доказывали не словами, а кирпичами и бомбами, она будет в большей безопасности, чем среди себе равных.
Катины щеки сделались белыми как снег – она замерзала. Суровый северный
