что, как назло, в конце приема явилась сумасшедшая девица мещанского сословия и потребовала арестовать молодого человека, который последние полгода за ней ухаживал. Ожидая от него предложения руки и сердца, девица чуть ли не ежедневно принимала его у себя дома и потратила на угощения, по ее словам, не менее трехсот рублей. А сегодня случайно узнала, что подлец женится на другой. Крутилин, как мог, выразил ей сочувствие, одновременно пытаясь объяснить, что поступок ее несостоявшегося жениха, хоть и некрасив, но в «Уложении о наказаниях» не описан. Девица не верила и закатывала истерику, одновременно строя глазки. Выпроводить ее удалось лишь через сорок минут.
И потому начальнику сыскной полиции предстояло ближайшие полтора часа стоять, а не сидеть в душном вагоне. Но все же в поисках места он пробежался с «хвоста» состава к его «голове». И когда он уже было занес ногу, чтобы попасть в тамбур последнего необследованного им вагона, его окликнул незнакомый голос:
– Иван Дмитриевич, какими судьбами?
Крутилин обернулся и увидел распахнутые объятия господина в паре лучшего английского сукна. Модный галстук незнакомца украшала булавка, усыпанная бриллиантами, с шелкового жилета свисала золотая цепочка от таких же часов, а запонки украшали два голубоватых солитера. Крутилин на миг зажмурился, пытаясь припомнить, где и когда он этого господина видел? У себя в кабинете в приемные часы или там же, но во время допроса? Да нет же, конечно, не в кабинете, а в Третьем Парголово. Сей господин в этом году арендовал там самую дорогую дачу (если, конечно, исключить поместье графа Шувалова). Как же его по имени-отчеству? Геля ведь их знакомила и много чего про его семейство рассказывала:
– Он – бывший чиновник, разбогател пять лет назад, получив наследство. Детей у них нет. Живут на широкую ногу. Квартира у них на Миллионной из десяти комнат, и летом они её тоже оплачивают, чтоб в другие руки не ушла. Из прислуги у них две кухарки…
– Зачем им две? – удивился Крутилин. – Званые обеды часто дают?
– Темный ты у меня человек, Ванюша. Одна кухарка в таких домах для основных кушаний, вторая для десертов. А горничных у них вообще три. Одну на дачу не взяли, она за квартирой следит. Кухонный мужик, само собой…
– Лишь один? – напустив на лицо серьёзность, спросил Крутилин.
– Зачем их больше?
– Один для основных кушаний, второй – для десертов, – ехидно улыбнулся Иван Дмитриевич.
– Ах, вот ты как? Издеваться вздумал? – подхватила игру Геля и замахнулась на него в шутку солнечным зонтиком.
Иван Дмитриевич сгреб её в охапку и нежно поцеловал.
Как же звать-величать этого господина?
– А я вас издалека заметил, но всё сомневался, вы или не вы? – произнес тем временем сосед по даче.
Крутилин вежливо приподнял шляпу, улыбнулся и попытался-таки зайти в вагон.
– Место ищете? Увы, бесполезно. Пойдемте лучше со мной. Я семейное купе оплатил, чтобы дымить в свое удовольствие…
Крутилин замер в нерешительности. Предложение было заманчивым – вместо раскаленного солнцем и переполненного людьми вагона второго класса оказаться в мягких креслах первого.
– Мне, право, неудобно, – пролепетал он. – Мы едва знакомы….
– Вот заодно и познакомимся поближе. Супруга-то ваша у нас часто обедает, а вот вас я звать стесняюсь. Понимаю, что в единственный неприсутственный день[1] вам с молодой женой хочется побыть.
Кондуктор услужливо открыл перед ними дверь в купе:
– Добрый день, Аркадий Яковлевич. Как погуляли-с?
– Отлично, – ответил тот и сунул кондуктору полтинник.
Крутилин вздохнул с облегчением. Теперь он хотя бы знал имя-отчество своего благодетеля.
– Ну-с, устраивайтесь, Иван Дмитриевич, – указал на кресло Аркадий Яковлевич.
– Что желаете? – уточнил кондуктор, принимая у господ шляпы и трости.
– Да как обычно, – сказал Аркадий Яковлевич. – Бутылочку коньячка, сам знаешь какого, бутербродиков, само собой. Из фруктиков что-нибудь есть?
– Клубника, малина, яблоки….
– Тащи всё. И минералочку не забудь.
– Тут что, ресторан? – изумился Крутилин.
На прогонных он всегда экономил и в первом классе оказался впервые.
– Нет, конечно. Но народец в первом классе ездит обеспеченный и желает полного комфорта. А что для русского человека комфорт? Во-первых, выпить, во-вторых, закусить. Ну а я ещё и подымить люблю, – Аркадий Яковлевич вытащил из кармана пиджака поцарапанный серебряный портсигар и старенький мундштук слоновой кости. – Надеюсь,
В Российской империи нерабочим днём было только воскресенье.
