ь ей жалованье, и чудаковатости, чтобы обречь себя на общество наемной компаньонки. Пять шиллингов, неохотно отсчитанных от тех соверенов, которые попадали в распоряжение матери и дочери так редко и таяли так быстро, пять полновесных шиллингов перекочевали к шикарно одетой даме в конторе на Харбек-стрит, Вест-Энд, Лондон, в надежде, что именно эта Высокопоставленная Особа подыщет мисс Роллстон подходящее место и подходящее жалованье. Высокопоставленная Особа придирчиво оглядела две полукроны, которые Белла положила на стол, проверяя, нет ли среди них флоринов, а затем занесла описание Беллиных умений и требований в грозного вида гроссбух.
– Возраст? – лаконично осведомилась она.
– В июле исполнилось восемнадцать.
– Образование?
– В общем-то, никакого. Если бы меня чему-нибудь обучили, я стала бы гувернанткой: мне кажется, компаньонка – это на ступень ниже.
– В наших книгах содержатся сведения об очень образованных дамах, которые стали компаньонками или наставницами молодых девушек.
– Да-да, я знаю! – пролепетала Белла с искренностью словоохотливой юности. – Но это совсем другое дело. Маме пришлось продать пианино, когда мне было двенадцать, так что я, к сожалению, совсем разучилась играть. И мне надо было помогать маме с шитьем, поэтому на учебу времени не оставалось.
– Прошу вас, не тратьте времени на рассказ о том, чего вы не умеете, и будьте любезны сообщить, что вы умеете, – оборвала ее Высокопоставленная Особа, зажав в изящных пальцах перо и изготовясь писать. – Можете ли вы читать вслух по два-три часа кряду? Вы деятельны и покладисты, рано встаете, любите пешие прогулки, предупредительны, обладаете приятным характером?
– Я могу подтвердить, что все это так, кроме разве что приятного характера. Правда, мне кажется, нрав у меня довольно добрый, и я очень постараюсь быть полезной тем, кто заплатит за мои услуги. Я же хочу, чтобы они видели – я достойна своего жалованья.
– Тем дамам, которые ко мне обращаются, не нужны слишком разговорчивые компаньонки, – сурово произнесла Особа и захлопнула гроссбух. – Мои клиентки в основном принадлежат к аристократии, а в этих кругах принята определенная сдержанность.
– Да-да, конечно, – сказала Белла, – но ведь я сейчас разговариваю с вами, а это другое дело. Я хочу рассказать вам о себе все-все, раз и навсегда.
– Хорошо, что только раз! – заметила Особа и поджала губы.
Особа была неопределенного возраста и туго затянута в черное шелковое нарядное платье. Цветом лица она была обязана пудре, а с ее макушки красиво ниспадали чужие волосы. Возможно, девическая свежесть и живость Беллы раздражающе подействовали на нервы, расшатанные восьмичасовым рабочим днем в жаркой комнате на третьем этаже дома на Харбек-стрит. Самой же Белле обстановка этого официального учреждения – брюссельский ковер, бархатные занавески и кресла, французские часы, громко тикавшие на мраморной каминной полке, – показалась царской роскошью по сравнению с третьим этажом в Уолворте, где миссис Роллстон с дочерью кое-как просуществовали последние шесть лет.
– Как вы думаете, в ваших книгах есть что-нибудь, что мне подойдет? – проговорила, запинаясь, Белла после паузы.
– Ах, определенно нет, в настоящее время я ничего не вижу, – ответила Особа, кончиками пальцев рассеянно сметая Беллины полукроны в ящик стола. – Видите ли, вы еще так неопытны, так молоды для того, чтобы стать компаньонкой леди с положением в обществе. Жаль, что у вас недостает образования для гувернантки при маленьком ребенке – вам это подошло бы больше.
– А как вы думаете, поиски места для меня займут много времени? – с сомнением спросила Белла.
– Право, не могу сказать. А что, у вас есть какие-то особые причины для подобного нетерпения? Надеюсь, не любовная связь?
– Любовная связь! – воскликнула Белла, вспыхнув. – Какие глупости! Мне нужно место, потому что мама бедна, а я не желаю быть для нее обузой. Я хочу получать жалованье, которое смогу разделить с нею.
– Едва ли у вас будут оставаться лишние деньги от того жалованья, которое вы можете получить в вашем возрасте и с вашими манерами, выдающими крайнюю, крайнюю неискушенность! – заявила Особа, которую все сильнее раздражали Беллины ясные глаза, розовые щечки и неукротимая живость.
– Если бы вы были так добры и вернули бы мне деньги, я, возможно, смогла бы обратиться в другое агентство, с менее аристократичными клиентами, – сказала Белла, которая, как она заявила матери, когда они репетировали это собеседование, твердо решила не допускать, чтобы о нее вытирали ноги.
– Ни в каком другом агентстве ради вас не станут так стараться, как здесь, – отвечала Особа, чьи хищные пальцы никогда не выпускали ни монетки. – Вам придется подождать, когда представится вакансия. Ваш случай исключительный, но я о вас не забуду и, если появится
