аине города Вэ милостью просвещенного короля Фенвика.
Лекарь, за которым послал хозяин постоялого двора, был изрядно утомлен еще дневными трудами. И все же, когда в дороге начались роды, он сумел управиться со своими обязанностями в тесноте и духоте совершенно для того не предназначенного транспорта и, вложив младенца в руки матери, похвалил ее за терпение и мужество. Ибо женщина, производя дитя на свет, не проронила ни слова, ни стона.
Она промолчала и теперь. На ребенка не посмотрела, лишь опустила свободной рукой капюшон плаща на лицо, которого в тусклом свете единственного фонаря и так-то было не разглядеть. Не понять, молода или почтенного возраста, хороша собою или не очень… Вообще-то, не будь лекарь таким уставшим, он проявил бы гораздо больше любопытства по отношению к этой пациентке. С нею явно связана была какая-то тайна, возможно, даже скандал в благородном семействе. Не каждую ночь случается вызов в низкопробную гостиницу, где останавливается лишь всякое отребье, и женщины, одетые в дорогое платье, пахнущие дорогими духами, требуют отвезти их в больницу для бедняков…
Карета въехала на больничный двор. Дождь лил по-прежнему. Лекарь устало потянулся и в следующий миг сквозь очередной раскат грома расслышал характерное звяканье, заставившее его встрепенуться. Руки коснулась холодная рука пациентки и оставила в ней несколько монет, по тяжести которых он угадал золото. Ого!..
Протестовать он, конечно же, не стал, деньги принял и расспросы решил отложить до утра.
Однако случилось так, что наутро таинственной пациентки в больнице уже не оказалось. И никто не видел, как и когда она ушла.
…Медвежий бор – огромные лесные угодья, граница двух провинций. От города Вэ до них – полдня верхами. Как смогла добраться туда еще не оправившаяся после родов женщина, как забрела она в такую глушь, куда не заходил ни один крестьянин, желавший насобирать бесплатных лесных даров или поставить силки на зайца? – кто знает… Но она добралась. Рассвет следующего дня застал ее уже в самом сердце Медвежьего бора. И ни разу не дала она ребенку грудь по дороге. Мальчик, однако, даже не плакал, словно смирившись заранее со своей участью.
Мать положила его посреди небольшой полянки, нагого, беззащитного, как в час появления на свет. И ушла не обернувшись. Только тогда он заплакал, тихо-тихо…
Три дня охотники блуждали в лесу.
О дичи под конец забыли, ибо случилось невероятное – заплутать в местах, знакомых с детских лет, исхоженных вдоль и поперек!.. Все пребывали в смятении. Страдать от голода и холода незадачливые охотники не страдали, ибо лето еще не кончилось, а пропитание давал им лес, но непонятность происходящего равно пугала как юных пажей, так и умудренных опытом знатных рыцарей, цвет дворянского сословия провинции Лавиа.
На исходе третьего дня они начали уже не таясь заговаривать о нечистой силе. И тут собаки подняли лай, сгрудившись у подножия огромного старого дуба, и в голосах их явственно слышалась растерянность.
Барон Ашвин Дамонт подоспел к дубу первым. Разогнал охрипших псов и остолбенел – под деревом лежал голенький двухмесячный младенец. Он пускал слюну и таращился на собак и людей без всякого страха.
Оруженосец Верх, выглянув из-за плеча своего господина, присвистнул:
– Святой Паприк! Вот так штука!
Подошли остальные охотники и тоже застыли в изумлении.
– Не иначе как сами ангелы Господни заставили нас блуждать, покуда не привели сюда, – пробормотал себе под нос оруженосец. – Подумать только – дитя, живое, среди Медвежьего бора!
Дитя было не просто живое. Оно выглядело столь пухлым и румяным, словно его только что отняли от груди дородной деревенской кормилицы. Воистину, было чему удивляться!
Опомнившись, барон Ашвин возвел очи к небесам и осенил себя святым знамением.
– Во имя спасения маленького человека мы недолго помучились с вами, господа, – сказал он растроганно. – Теперь же, я уверен, без труда отыщем путь домой.
Затем шагнул к ребенку и бережно поднял его с земли. Младенец сунул палец в рот и причмокнул. В тот же миг один из пажей воскликнул:
– Слушайте! Кажется, колокол звонит?
Со стороны заката и впрямь доносился едва различимый колокольный звон.
– Обитель святого Фора, не иначе, – уверенно заявил барон. – Вперед, господа!
…Почти сразу собаки подняли олениху, которая повела себя довольно странно. Она не спешила убегать, но как будто подманивала псов, стараясь увести их подальше от старого дуба, под которым найден был ребенок. И по некотором размышлении барон Ашвин велел отозвать свору и оставить лесного зверя в покое.
– Вы хотите отдать его нам на воспитание, господин барон?
