, пыталась понять, где находится и что происходит.
– Крепко же ты спишь, буйная, – мужчина, что ехал с ней, усмехнулся, увидев ее смятение, – привал. Давай, разомни ноги, пока возможность есть.
Она выпрямилась, осознав, что почти не ощущает тела. Внутренняя поверхность бедер саднила от седла, а руки жутко затекли от веревок.
– Развяжешь, может?
Мужчина прищурился, окинув ее взглядом, будто раздумывая, стоит ли выполнять просьбу, и достал из-за пояса нож.
– Да не дергайся ты, веревки перережу.
Ома недоверчиво посмотрела на него и протянула руки, и он парой движений избавил ее от пут. Кровь прилила, вызывая неприятное болезненное ощущение. Правую кисть пронзила острая боль, когда Ома решила размять запястья, и она поморщилась, бросив недовольный взгляд на попутчика, по вине которого рука и болела.
– Извини за это. Пришлось, чтоб ты еще кого не прирезала. – Он криво улыбнулся. – Молодец, кстати, не растерялась.
«Хвалит за то, что одного из них прирезала?» – Ома хмыкнула, покачав головой.
– То, что мы бьемся вместе, не значит, что я должен их смерть оплакивать. Да и мерзкий был тип к тому же.
Желания поддерживать разговоры не было, потому она промолчала. Но, кажется, попутчика не слишком волновало ее нежелание говорить, он отвернулся от нее, наклонил голову вправо и влево, разминаясь, покрутил руками, потянулся, растер ладонями лицо. Ома стояла, наблюдая за ним, пытаясь понять, как тот вообще способен двигаться после поездки: ей хотелось лечь наземь и не двигаться.
Она направилась к дереву, чтобы расположиться в тени. Легла, смотря, как свет пробивается через густую листву. Оставшись одна, она могла дать волю слезам, которые искали выхода, когда она прощалась со всеми. Она коснулась пальцами губ, вспомнив о поцелуе, и рыдания захлестнули ее с новой силой. «Лучше бы молчала, лучше бы не говорила ничего», – осознание, что она набралась смелости сказать о чувствах только после смерти Кйала, душило ее. Соленые дорожки потекли вниз, вызывая неприятный зуд на висках, затекая в уши.
– Я понимаю, как тебе сейчас больно, – голос духа прозвучал рядом, и Ома повернула голову в его сторону. Дух сидел, подтянув колени к груди, и с сочувствием смотрел на девушку. – Они будут ждать тебя в Верхнем мире, вы еще встретитесь.
Это знание не меняло того, что произошло: она осталась одна. Все, кто был ей дорог, отправились через черту, и сейчас ей казалось несправедливым то, что они погибли, а она, бесполезная и беспомощная, осталась здесь. Слезы снова полились из глаз, и Ихе протянул руку, чтобы стереть соленые дорожки с ее щек, но, опомнившись, остановился. Его рука безвольно опустилась на колени, и Ихе лишь тяжело вздохнул, продолжая смотреть на нее взглядом, полным сочувствия.
– Я всегда буду рядом, – он слабо улыбнулся.
– Спасибо, – Ома улыбнулась в ответ.
«А ведь ты все эти годы был один, – подумала Ома, задержав взгляд на глазах духа, – а сейчас только я у тебя и осталась», – от этой мысли сердце тоскливо сжалось. Она подумала о том, что стало бы с Ихе, если бы она погибла. Его связь с этим миром оборвалась бы, а в Верхний мир путь для него закрыт. Его ждало бы только небытие.
Голос попутчика вырвал ее из размышлений:
– На нем поедешь. Хороший, принадлежал одному из убитых. – Он вел под уздцы серого коня.
Ома раздраженно села, вытирая слезы рукавом платья и бросила беглый взгляд на коня, который недовольно всхрапнул. Кажется, животному она уже не нравилась. Ома отвернулась, уткнувшись лицом в согнутые колени. После короткого разговора с Ихе она успокоилась, но ей не хотелось, чтобы попутчик видел ее такой – разбитой и заплаканной. Мужчина плюхнулся рядом, скрестив ноги, тяжело вздохнул.
– На, поешь. – Он слегка дотронулся до плеча Омы, заставив ее вздрогнуть. Мужчина протянул ей кусок хлеба и что-то, похожее на вяленое мясо. – Так себе еда, конечно, но что есть.
Ома отрицательно покачала головой, снова отворачиваясь.
– Зря. Следующая остановка только вечером будет. С голоду помрешь по пути.
Ее состояние попутчика не волновало – он не пытался успокоить или о чем-то спрашивать. Ому это устраивало: прояви он жалость и сочувствие, вероятно, у нее не вышло бы сдержать злость, кинулась бы на него и снова оказалась связанной.
– Я Кайден, кстати, – но он продолжал свои неловкие попытки ее разговорить, и это раздражало.
– Мне плевать, кстати. – Ома развернулась к нему, криво усмехнувшись, и снова отвернулась.
«Единственное, для чего могло бы сгодиться твое имя, – чтобы просить духов о твоей смерти», – она до боли впивалась ногтями в ладони, чтобы успокоиться.
– Ладно,
