Соловьевское общество: Рач‹инский›, Труб‹ецкой›, Эрн, Флор‹енский›, Берд‹яев›, Вяч. Ив‹анов›, «Путь». Соловьевство не в учении, но проблематике, не в что, а как. Личная религиозная судьба. При полной свободе от сол‹овьевских› доктрин, к‹ото›рые не выдержали критики времени и своего собственного дилетантизма в исполнении, кроме того, аберрации во всех почти решительных пунктах учения, он сохраняет символическое значение, свойственное только ему. При этом только он один, кроме еще, м‹ожет› б‹ыть› Конст. Леонтьева, не безответен перед совершившимся, к‹ото›рого не видели ни славянофилы, ни Дост‹оевский›, что внушает нам «насмешку горькую обманутого сына над обманувшимся отцом».
1) С‹оловье›в и проблема религиозной философии Ars philosophandi[1]: «созерцание и умозрение». Русский, православный тон философии, отличный от мнимо-беспредпосылочного протестантского: если Кант – ключарь зап‹адной› философии, родившейся от схоластики, то Вл. С‹оловье›в, mutates mutandis[2] то же для русской. Его филос‹офские› труды («Крит‹ика› отвл‹еченных› нач‹ал›», «Чт‹ения› о Богочел‹овечестве›», «Фил‹ософские› нач‹ала› цельного знания») суть только опыты, но в них осознаны проблемы религ‹иозной› философии. Это не было абсолютно ново (Сковорода, Юркевич, Кудрявцев), но это является основным для нашего поколения, и за ним следуют Трубецкие, моск‹овская› группа и молодые. Фактически С‹оловьев› не был свободен от зап‹адной› фил‹ософии› (как и Хомяков, и славянофилы), но он и не стремился к обособлению. Воскресший в нем платонизм, как подлинная, родная сфера русского философств‹ования›. Сейчас философия становится для нас непонятной роскошью, живем без философии, но когда придет время возвращения к ней, это будет возвратом и‹именно› к С‹оловье›ву, не в его учении, но [в] проблематике.
2) С‹оловье› в как богослов. Церковная четкость и резкость в нем с юности: учение о Церкви, таинствах, посте и молитве: сравнение с ‹1 нрзбр.› расплывчатым, диккенсовским мировоззрением Д‹остоевско›го, хотя он сам и называл его «православием». С‹оловье›в связал свою судьбу с великим и роковым вопросом о соединении Церквей, отсутствие к‹отор›ого он ощущал как рану на своем собственном церк‹овном› теле, и идеал видел не в разделении, но в эпохе соединения. Для него это вопрос не национально-культурный или церковно-политический, но догматико-канонический, требующий углубленного и самоотверженного, свободного от страсти суждения по существу. Колебания в т‹очке› зр‹ения› Вл. С‹оловье›ва по этому вопросу: раннее славянофильство, вселенско-церковная т‹очка› зр‹ения› на вопрос, его учение о папстве и папизме, о протестантизме, взгляд на историю Европы как на историю Зап‹адной› Церкви и мысль о незаконченности церк-‹овного› развития и стремления к восстановлению единства, которому препятствует как католический империализм, так и неподвижность востока. Католический уклон В. С‹оловье›ва 80-х годов. Влияние еп‹ископа› Штроссмайера, личность последнего. La Russie et l'Eglise univ‹erselle›[3], – слабость этой книги, составленной не столько по соб‹орным› актам (как может показаться по цитатам), сколько по катол‹ическим› шпаргалкам, и, главное, уклончивость в отношении к Ватик‹анскому› догмату, лишь вскользь упоминаемом. Рядом с этим свое собственное богословствование о Софии, чуждое и ненужное католикам.
Проповедник соединения Церквей, отрицавший силу разделения, вдруг, тайно, переходит в католичество в 1893 г.[4], причем после этого причащается и погребается в православии. Я не могу ни понять, ни оправдать этого факта: был ли это интеркоммунальный эксперимент, но к чему вело это нарушение канонических запретов, было ли это отчаяние перед казенщиной победоносц‹евского› режима (о которой мы основ‹ательно› забыли). Но это шаг самоубийственный для дела С‹оловье›ва, к‹ото›рый теперь усердно эксплуатируется католиками, к‹ото›рые глухи к основной мысли С‹оловье›ва и делают его униатом. Т‹очка› зр‹ения› «Трех разговоров»: там снова соединение Церквей, причем примат Петра совершенно не ясен. Заслуга С‹оловье›ва сделать этот вопрос делом жизни и превосходство его т‹очки› зр‹ения› над всяческим конфессионализмом, чисто оборонительным. Ч‹еловече›ская слабость – не выдержал и хотел видеть несозревший плод, стал экспериментировать. Мечта о теократии, как царствии Божием в истории, – иудейский, ветхозаветный ‹1 нрзбр.› мотив теократии по существу: его отрицание одними и чаяние другими, христианская общественность.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
