детям свежего козьего молока? Невольно усмехаюсь от этой мысли.
Над селением склонилось раннее утро – оно приходит из океана, задевает рукавом полосу прибоя, пляж, и спешит дальше – к столице Ниуне, Жемчужному городу, украшенному перламутром и настоящим жемчугом. В честь неё, столицы, я назвал свою маленькую дочку, неожиданность, дарованную небесами уже после того, как наши с Ти-Ди сыновья подросли.
Я отдам запотевший кувшин жене и почувствую, как ветер гладит крепкими пальцами затылок, принуждая повернуть голову в сторону воды – пора на ловлю. Пока горожане сладко спят, мы, рыбаки, выходим в океан, чтобы доставить утренний улов на прилавки ещё до открытия рынка. Каждое утро радуюсь этой встрече!
Океан – это мир. Однажды мимо проезжал какой-то учёный и остановился у Ни-Ке. Навес, шесть пальм, несколько перевёрнутых бочек и ящиков, да старенький радиоприёмник – такова обстановка местного трактира. Ни-Ке украшает его цветами, а над стойкой, где он разливает напитки, висят вырезанные из газеты портреты императора и его жены. Послушать учёного собралась вся деревня – новые люди в селении часто бывают, рядом дорога в столицу, но всё больше заезжие торговцы с караванами товаров, юнцы, отправляющиеся к мастерам в обучение, жрецы-странники. Учёный говорил много, смачно и с удовольствием жевал незнакомые нам слова. Из всего рассказа я запомнил только, что он назвал океан купелью человечества. Поди пойми, что он имел в виду? Как мог океан держать людей в себе и исторгнуть по одним ему ведомым причинам? А между тем я точно знаю – мир был всегда таким, каков он сейчас. Всё остальное – баловство болтунов, которым нечем заняться!
Я целую Жемчужинку, спящую под рукой у жены, и ухожу. Время лова.
После обеда чиню прохудившиеся сети. Селение слева и океан справа – каждый шумит по-своему. Мне не нужно поднимать голову и смотреть – я знаю, что приближающийся скрип – это телега мельника. Мерные удары воловьих копыт о землю звучат так же, как и тысячу лет назад. Разве только мельника звали по-другому. Лишь океан шумит, больше тысячи тысяч лет произнося одни и те же слова…
Но вдруг в шум вплетается тишина. Она как прореха в стене джунглей – сначала малая, в один лист чакуты шириной, а после становится больше. Откуда?
Поворачиваю голову. В отдалении стоит фигура в плаще с капюшоном. Отсюда не понять – юноша или женщина? Но взгляд, дарующий тишину, я ощущаю ясно. Мгновение мы смотрим друг на друга. Мыслей нет в моей голове – что должно случиться, случится. Суждено ей сделать шаг ко мне – она подойдёт. Или повернёт прочь. Вот почему мои пальцы без заминки вяжут узлы!
Незнакомка делает шаг – теперь я ясно вижу, что это женщина. Неброская, с правильными чертами лица, исполненными благородства. Глаза серые, прозрачные, как штормовые облака, что дымкой идут перед грозными тучами.
– Как тебя зовут?
Голос тихий, едва слышный в плеске волн. Но я понимаю слова с первой буквы. Чудно́!
– Пхи-Пхи, госпожа.
– Сколько ты выручаешь за вечерний лов, Пхи-Пхи?
– Около десятка медяков, госпожа.
– Буду платить пять серебряков, но от вечернего лова тебе придётся отказаться.
– Цена достойная. – Я чиню сеть – сделка состоится или нет, а сети нужны всегда! – Что ты хочешь, чтобы я делал, госпожа?
– Я буду приходить после обеда, а ты – отвозить меня в океан. Каждый день, без выходных и праздников. И возвращаться после заката.
Смешная. Разве у рыбака бывают выходные и праздники? Это тоже придумали те, кому нечем занять руки!
– Какая бухта тебе нужна?
Морщится едва заметно. Словно кислую ягоду надкусила.
– Не бухта, Пхи-Пхи. Открытое море. И чтобы вокруг никого не было.
Я думаю. На северо-востоке, между двумя течениями есть место, где рыба не любит бывать – холодная вода приходит с севера.
Завязываю последний узелок.
– По рукам, госпожа. Когда ты хочешь начать?
– Прямо сейчас.
Я с сомнением оглядываю незнакомку: у неё нет ни зонтика от солнца, ни сумки с едой и водой. Между тем, светило ещё высоко. Даже мои коричневые от его поцелуев плечи ощущают жар.
– Госпожа, вон там моя лодка, видите, с носом, выкрашенным индиго? Я возьму воды, и мы отправимся.
Она порывисто кивает, не сдержав радости, и я понимаю, что её лицо совсем юное. Странно, она казалась старше!
Ти-Ди уже давно стоит на пороге и смотрит на нас. У этой женщины собачье чутье! Я захожу в дом, наливаю воды в тыквенные бутыли и рассказываю жене всё. Пять серебряков – хорошие деньги. Можно начать копить на мореходную школу, которой бредит мой старший. Он хочет ни много, ни мало стать капитаном.