переливающаяся в лучах солнца матовая спина сазана.
– Вот парадокс жизни, – доктор показал на тонкую рябь воды, – стоило мне только снять его с крючка, как его тут же записали в рацион.
– Петрович уху солил? – с поляны донесся хрипловатый бас.
– Да.
– Тогда готово, – слышно было, как стукнула ложка о чугунок и Семеныч закряхтел, снимая котелок с треноги.
– Так, дети, закругляемся. – Отец поднял руку, ставя ладонь козырьком.
– Мы до протоки и назад! – крикнул я ему в ответ, старательно налегая на весла и разворачивая лодку.
– Только по-быстрому. Уха поспела.
К берегу вышли наши мамы: моя и Катина. С реки дыхнуло прохладой, и Катина мама, поставив руки рупором, крикнула нам вслед:
– Катя, тебе не холодно?
– Нет. – Катька даже не посмотрела в ту сторону, откуда кричала ее мама.
Я заметил это и счел нужным сделать ей замечание:
– Так не поступают девочки из благородных семей.
– Хватит меня учить, учитель. Дома учат, в гимназии учат, и ты еще взялся.
– Извини. – Я налег на весла, стараясь не обращать на ее выходки внимания.
– Принято, – буркнула она и опустила руки в воду.
Я знал, что она сумасбродная. Так ее назвала моя мама. Но Катя мне нравилась, особенно своей независимостью и смехом. Как она смеялась, я готов было слушать хоть целый день.
– Похоже, клева больше не будет. – Константин Петрович вынул из сумки хлеб и закинул в воду.
– Я же говорю, ушла рыба. Можно, конечно, на вечерке еще попробовать…
– А оно нам надо? Всю ее не выловишь.
– И то верно.
– Пошли, выпьем по маленькой, посидим, а там посмотрим… Может, и сходим на вечерку.
Мужчины вытащили из воды лески, ободрали прицепившуюся тину и лопухи и стали скручивать удочки.
Рядом с костром стояли плетеные кресла и деревянный стол, накрытый белой скатертью. Женщины остановились возле рыбаков, с интересом разглядывая плескающихся в ведре карасиков, постояли и пошли к столу, возле которого суетилась горничная Муромцевых Дарья, сервируя приборами стол. Женщины сели в кресла, Дарья налила им яблочного сока и пошла к дому, где в печи томился запеченный гусь.
Отсюда открывалась величественная панорама на пойму Оки, петляющую среди невысоких заросших берегов, за которой темной полосой стояли знаменитые муромские леса.
Со стороны Мурома не спеша шел пароходик, постукивая колесиками по воде.
– А что, Марья Федоровна, Алексей ваш как год закончил?
– Баллов набрал достаточно, чтобы перевели в следующий класс, только с поведением проблемы. Несдержанный он и горячий. Весь в отца. Чуть что – так сразу в драку лезет. Два раза хотели отчислить. Так отец в Петербург даже ездил, чтобы это исчадие из кадетского корпуса
