Вдовый мошенник, именуемый Трампагос. Мигель де Сервантес

      Принес рапиры?

      Принес.

      Ну, ладно. Дай, а сам поди

      И принеси с высокой спинкой кресла

      И мебели другой домашней, стульев…

      Каких же стульев? Разве есть они?

      Ну, ступку принеси большую, щит,

      Скамью из-под постели.

      Невозможно:

      Она без ножки.

      Но порок ли это?

      Не малый.

      Перикона, Перикона!

      Моя и всей компаньи! Наконец,

      Не наша ты. Остался я, а ты исчезла.

      И вот что худо: я не знаю, где ты!

      Соображая жизнь твою, конечно,

      Поверить можно, что себе и там ты

      Найдешь местечко; но нельзя наверно

      Определить твой стул в загробной жизни!

      Но без тебя мне жизнь и здесь мертва.

      Зачем я не был у твоей подушки,

      Когда твой дух из тела отлетал,

      Чтобы принять его[1] устами

      И заключить его в своем желудке!

      Изменчиво, непрочно наше счастье;

      Сегодня – Перикона, завтра – прах,

      Как говорил один поэт славнейший!

      Сеньор Трампагос, да возможно ль это?

      Возможно ль быть таким врагом себе:

      Зарыться заживо, похорониться

      И скрыть под этой мрачной байкой солнце

      Мошенников? Сеньор Трампагос, баста,

      Довольно стонов, воздыханий! Слезы

      Бегущие обеднями смените

      И подаяньем. Теплые молитвы

      Великой Периконе там, на небе,

      Нужнее ваших стонов и рыданий.

      Толкуете вы, точно богослов,

      Мой сеньор Чикизнаке; я иначе

      Смотрю на дело, вы поймите это…[2]

      Поговорим о новом

      Приеме фехтованья.

      Со[3] Трампагос,

      До фехтованья ли теперь? Нахлынет

      Сегодня с выраженьем сожаленья

      Народу всякого. Так где уж фехтованье?

      Вот это хорошо! Да, без рапиры