и теперь страдает обострением гастрита.
«Почитали?» – поинтересовался майор.
«Да… я… вообще-то удивлен…», – признался молодой офицер.
«Вот как? Удивлены?» – заинтересовался командир части.
«Я… Не ожидал такого… Простите…», – молодой офицер окончательно смутился и вдруг представил себе как на его месте сидит больной, пожилой прапорщик и, обливаясь потом, отвечает на унизительные вопросы, выкручиваясь изо всех сил в страхе потерять службу в одном шаге от пении. «И что ему еще оставалось? – подумал он, – Это же я его в тот вечер вломил. Пора возвращать долги…»
«Выражайтесь точнее. Что вы не ожидали?» – уточнил Глумов.
«Я не ожидал, что этот незначительный эпизод может вызвать такие большие последствия», – нашелся, наконец, Витя.
«Что вы называете незначительным эпизодом? Уточните, пожалуйста», – незамедлительно последовала начальственная команда.
«В училище нас учили строго соблюдать армейские традиции. Я прибыл в часть. Первый день. Я просто должен был как-то познакомиться с коллективом. Я, простите, просто не мог предположить, что выпитые сто грамм вечером за знакомство могут быть расценены, как грубое нарушение дисциплины», – ответил лейтенант.
«Здесь не кабак. Здесь боевая часть. Мы стоим на острие национальной безопасности. Любой алкоголь категорически запрещен. Прошу помнить об этом, – грозно выпалил майор, – Постарайтесь забыть свои курсантские привычки. Иначе получите взыскание. Прапорщику Гусякину объявлен выговор. В отношении вас ограничимся замечанием. Пока. Все ясно?»
«Есть», – подскочил на месте молодой офицер, как его учили, и отдал честь.
«Хорошо, – немного смягчился командир части, – Мой вам совет, Мухин. Больше не пить».
«Терпеть ее не могу, товарищ майор, – отрапортовал Витя, – Противно пьется, плохо пахнет и травит здоровье».
Ни у кого и мускул на лице не дрогнул.
«Что же вы Гусякина спаивали? – прищурился Лобов, – У человека желудок больной».
«Да… Так… Неудобно было как-то… традиции нарушать», – изобразил смущение молодой офицер.
«Нет подобных традиций. Нет. И никогда не было. Была только распущенность. И разгильдяйство, – прокомментировал Глумов, – Ступайте, Мухин. Свободны. Прошу это запомнить. И ни с кем не обсуждать. Идите».
Странная состоялась встреча. Вся она от слова до слова четко запечатлелась в памяти, только оставалось неясным, для чего вообще его приглашали? Зачем устраивали этот цирк? Проверяли? Или хотели столкнуть лбом с прапорщиком? Может быть, следовало подыграть, помочь найти повод устранить ушлого коменданта? Правильно ли он поступил, прикрыв собою Гусякина?
* * *
В последующие дни никто из руководства по поводу первого разноса даже намека никакого не выказывал.
