– корабль, идущий в Эльдорадо.
В блаженную страну ведёт – какой пролив?
Вдруг, среди гор и бездн и гидр морского ада
Крик вахтенного: – Рай! Любовь! Блаженство! – Риф.
Она и он.
Перед Вами их размышления, о самом главном.
Главы под нечётным номером – мысли женщины, чётные – рассуждения мужчины.
Мысли – глубоко интимны. Они не лгут, потому что их обычно никто не слышит. Чего и требует тема этой книги – абсолютной искренности.
Глава 1
Я знаю, что у меня есть право быть с другим. Но другого я не любила бы, даже если бы он относился ко мне лучше, чем мой муж.
Муж бывал груб, часто невыносимо холоден. Он лгал. Но я не уходила, и не только ради детей. За эти тридцать три года вместе мы стали неразделимы. Муж иногда забывал об этом (нравилось, видимо, чувствовать себя похотливым самцом), но это не меняло главного: он так же не мог без меня, как и я без него, хоть наша жизнь и стала пресной.
Не могла я просто взять и выбросить его из своей жизни. Это было бы равносильно тому, чтобы лишиться верхней конечности: проснуться утром, достать руки из-под одеяла, чтобы опереться на одну, а вторую потянуть к будильнику, и вдруг обнаружить, что опереться не на что. Если одна из рук начинает отказывать, мы же её не отрубаем – мы верим, что она вновь станет здоровой.
За те годы, что мы провели с мужем вместе, ритм его дыхания стал моим ритмом, его привычки стали моими привычками. Я начала есть на завтрак варёное яйцо всмятку такой же консистенции, как любил он, и обязательно с тостами, обжаренными в сливочном масле. А он как-то признался, что начал проверять двери, уходя из дома. Раньше смеялся надо мной, а потом сам стал так делать: закрывать дверь на ключ, вытаскивать его, а затем обязательно наклонять ручку вниз и дёргать дверь несколько раз. После завтрака я привыкла вместе с грязной посудой убирать со стола свежую газету, которую он читал. Каждое утро, перед выходом из дома, я отодвигала к стене его тапочки, которые он с неизменным постоянством оставлял посреди комнаты. Я уже не могла без этих мелочей. Поначалу они раздражали, а потом стали неотъемлемой частью моей жизни.
Когда муж не возвращался домой, конечно, я думала о том, где он и с кем. Но мне не удавалось уснуть не столько от этих мыслей, сколько от того, что я не ощущала его дыхание за моей спиной. Если он не ночевал дома, мой день не клеился, потому что утром, застилая кровать, я не улавливала его запах на подушке.
Глава 2
Лежу как бревно. Ничего не движется. Не чувствую ни рук, ни ног, ни спины, ни члена.
А может какое-то движение всё-таки есть? Боковым зрением иногда замечаю какие-то тени, но ничего не чувствую.
Сказать ни слова не могу, только мычу.
Шея не поворачивается, посмотреть в сторону не могу.
Глаза хотя бы открываются, а если клонит в сон – закрываются. Хоть это работает.
Но может было бы лучше, если б и глаза не открывались? Не видел бы, как она, жена, суетится вокруг меня – такое ощущение, что круглосуточно. Возится с моей тушей. Вливает в меня ложкой еду, которую я даже не ощущаю. Зачем меня кормить, на что мне тратить энергию, лежу как увалень?
И вообще, к чему такая жизнь? Это и не жизнь то, собственно. Так я наказан. Это страшнее смерти. Специально мне это: чтобы мучился. Заслужил.
Только ей то это за что? Терпела меня больше тридцати лет. А теперь еще и обхаживай меня, дерьмо убирай, из ложечки корми.
Не спит, наверное. Всё худее и худее лицо, морщин стало больше. Некрасивая.
Брось ты меня, не мучай и сама не мучайся! Зачем кормишь? Без еды сдохну быстрее, тебе же легче будет, дура ты.
Да она не понимает, я же мычу только, вот идиот.
Глава 3
Муж уснул, сижу рядом. Не спала всю ночь: он всё стонал, вставала – делала компрессы на лоб, чтобы снять жар. Теперь клонит в сон. Надо бы поспать, хоть немного, пока и он спит.
Хорошо, что не нужно завтра идти на работу. Снова дали отпуск, но я вижу – коллеги считают, что я должна была бросить его после такого. А подруги так и говорят. Хотя какие они после таких советов подруги?! Как же я могу бросить его, если он даже в туалет сам сходить не может? Лежачего бить – как-то не по-людски.
Да, мой муж ошибся. Да, это не в первый раз. Но он достаточно дорог для меня, чтобы не бросать его в беде. Я знаю, он сам винит себя сейчас сильнее, чем кто-либо другой, а даже прощения попросить не может. Речь для него теперь
