ценности и распределения является система общего равновесия, до которой дошел один лишь Вальрас. Предельная полезность сама по себе была лишь «лестницей», по которой Вальрас «поднялся» к своей системе общего равновесия. В теории полезности Джевонса и Менгера мы должны видеть зародыш теории общего равновесия[62]. Их, по мнению Шумпетера, подвела несовершенная техника анализа, не позволившая им пройти все ступеньки той же самой лестницы. Джевонс и Менгер, считает Шумпетер, были не правы, видя «квинтэссенцию своих инноваций» в предельной полезности, а не в том, что они изобрели «эвристически полезный методологический инструмент» для построения системы общего равновесия. Таким образом, Шумпетер выделяет из тройки Вальраса как наиболее преуспевшего в решении задачи, которая представляется важнейшей самому Шумпетеру. Здесь Шумпетер предстает перед нами как истинный историк экономического анализа, причем историк, сам расставляющий приоритеты в этой области. Всем известна фраза Шумпетера: «…в том, что касается чистой теории, по моему мнению, величайшим из всех экономистов является Вальрас»[63]. Но часто цитируют лишь вторую ее часть, хотя оговорка про чистую теорию является крайне важной. Она означает, что если мы согласны с тем, что чистая теория является важнейшей составной частью экономической науки, то нам следует превознести Вальраса над двумя другими сооснователями маржинализма. Если же мы считаем, что чистая теория излишне абстрактна и слабо связана с реальностью, то мы можем, напротив, похвалить Джевонса и Менгера за их реалистичность (что и делает Сандра Пирт в статье, помещенной в данном разделе).
Согласно Блаугу, можно говорить даже о трех «смежных» революциях: «революции предельной полезности в Англии и Америке, субъективистской революции в Австрии и революции общего равновесия в Швейцарии и Италии»[64]. Если же выделять кого-то одного, то, конечно, Менгера: «можно найти значительно больше оснований, чтобы увязать Джевонса и Вальраса скорее с Госсеном, чем с Менгером»[65]. Основания очевидны: Менгер «избегал математических формулировок и, следовательно, непосредственной логики экстремальных задач; он сформулировал второй закон Госсена только в словесной форме и, несомненно, не выделял его… он отвергал теорию ценности на основе издержек… с глубоким подозрением относился ко всем детерминистским теориям ценообразования и подчеркивал явления разрывности, неопределенности и торгов вокруг рыночной цены»[66].
Эти особенности унаследовали от Менгера и все последующие представители австрийской школы, что позволило ей сохранить обособленность от неоклассического мейнстрима по сей день. Но очевидно, что субъективизм и отсутствие математики, с точки зрения Блауга, являются недостатками. Не случайно австрийской школе в его книге посвящена лишь глава о теории капитала и процента
Там же. С. 285.
Там же.
