ляду ясно, что ты болотная кикимора, я толкаю тебя под локоть, как черт монаха: попробуем собрать твои ко мне письма? Прямо в первозданном виде? Можешь ты только собрать их – и прислать мне?
Юля – Марине
Пушкинские Горы
Дорогая, любимая Марина, письма я давно потихоньку собираю. Об Ирме, о Гамме, о Моне, о гусях. Постараюсь собрать их и прислать, не раздирая.
А у нас сейчас дожди, дожди, дожди. Засыпаем под дождь, просыпаемся от дождя, он стучит по окну, еще в окна стучат синицы. Попугаи слушают дождь и смотрят на птиц в окно. Грязный и мокрый волк, грязный (из-за мокрой земли) лис Вася. Грязный гусь.
Повсюду мокрые понурые листья. Только кленовый – оптимист.
Любим вас – из осенних луж и дождей, среди раскисших полей, но с не поникшими цветами.
Марина – Юле
Начнем с того письма, где Виктор Тоска говорит Весли Джексону: «Ты, главное, пиши о любви…» Вот он – узелок, первый крендель, завиток, из которого Вселенная вырастает. Тут очень главное должно быть. В общем, трагическое что-то. А дальше – как Бетховен Людвиг ван – взрывает все, взмывает к небесам, особенно в кульминации: подъем и накал, край бездны, дальше только просветление…
Так и у тебя: вступление – зима.
Юля – Марине
Сегодня не до работы!
У Вероники с Андреем выходила замуж старшая дочка. Вам, Марин, знакомо это волнение. Когда ехали во Псков в новеньких костюмах и юбках, они вдруг оказались такими взволнованными и беззащитными, мои друзья, что я даже всплакнула, как тенор в «Днях Турбиных» (и вечером, разумеется, выпила, как Мышлаевский).
Из-за хлопот со свадьбой – я на весь зоопарк одна. Вот и в день свадьбы – проводила утром Андрея и Веронику в Псков, и за совок с метлой!
А моя мамочка, по-моему, расстроилась, когда я ей рассказала. Наверно, надеялась тоже на мою свадьбу. Но все-таки для меня Ирма и Вася, и Хиддинк, и птицы, и небо, поля и деревья – пока что вариант…
Марина – Юле
Ладно, со свадьбой я тебя не тороплю, а вот с книгой тянуть не стоит. Как старый друг тебе советую, как старший брат: не жди, когда на тебя обрушится изобилие времени, и ты засядешь, и что-то там свершишь.
Поторапливайся, если не хочешь, чтоб твоя проза мхом поросла!
Я и сама бы ринулась, очертя голову… в Крым, устроилась в тени под кипарисом и написала б, наконец, роман, который в третий раз приходится откладывать на всем скаку – то из-за катастрофического таяния льдов Арктики, то из-за небывалого приближения Луны. Теперь меня снесло лавиной твоих писем.
Юля – Марине
Дорогая, любимая Марина! Сижу с попугаями, разбираю завалы собственных писем. В деревне все время вырубают электричество. А у меня тут такие лабиринты, что правильную и гармоничную картину этого мира и не знаю, удастся ли воссоздать? Вот основной блок сейчас нашла в компе. Письма первых лет (где-то около полутора лет из трех) затерялись. Но основные – здесь. С вашими сохраненными ответами. Я, конечно, хранила переписку, но у меня несколько раз «сгорало» все, и я восстанавливала по разным файлам.
У нас как-то вдруг зима, метель и снег, жесткий ветер. Снег лег ненадолго, это понятно, но его приход был суров. Лицо секло и резало метелью. Хорошо, что успела Ирму утеплить, и Васю. Сегодня разнесла по теплым домам всех аистов. Начали спасательные работы. Потихонечку собираем всех в отапливаемые южные края.
Марина – Юле
Это что, надо снизу вверх читать???
Вверх ногами?
Юля – Марине
Да, все движется от сегодняшнего дня к прошлому!
Распутываю года и времена года, перебрала старые письма, что нашла. Ничего не убирала, но от некоторых остались кусочки, я раскидываю их и приткну потом к каким-нибудь другим, совпадающим по времени года письмам.
Теперь разбираю животных и птиц: фазанов, гусей, павлинов, страусов.
Марина – Юле
Ладно, доделывай, и присылай все.
Только не увязай в мыслях, чувствах, «работе». Письма – в отличие от столбовой прозы – материал неверный и летучий. Они погаснут от сушки, выжимки и утруски. Не усердствуй!
Юля – Марине
Марин, уже около двухсот страниц. Единственное, что я потом добавлю, это вышлю вам кусочки своих черновиков, по безалаберности
