совкового вида. Чебуречная тоже выглядела по-совковому, хотя было видно, что ремонт относительно свежий. Детали оформления – картинки старой Москвы на стенах и магнитола восьмидесятых годов над стойкой. Табличка: «Приносить и распивать свои спиртные напитки строго запрещено».
Катя, я, ее приятель Иван и его подруга пили водку. Подруга была в широкополой шляпе и с ярко накрашенными губами.
– Это одно из немногих мест в Москве, где сохранилась атмосфера душевности, – сказал Иван. – Душевности во вневременном смысле. Не ощущение какого-то там совка, а ощущение человечности, которое – как многим людям кажется – тогда существовало, а сейчас практически утрачено… То есть, в такой вот чебуречной или рюмочной оно есть, а в крупном мажорном торговом центре его нет и в принципе быть не может. Хотя он, несомненно, символизирует благополучие нового времени…
*
Мы шли по пустому переулку. Я сделал глоток вина из бутылки, купленной при выходе из чебуречной. Передал бутылку Кате. Она тоже глотнула, глянула на меня.
– Вот ты… это… говоришь, что тебе не нравится твоя жизнь. Ты ненавидишь свой офис… свою работу… Но ведь тебя же никто не заставляет. Ты можешь все это бросить в любой момент. Ты же не умрешь с голоду, ты найдешь что-то еще…
– Ты так говоришь, потому что тебе двадцать лет…
– Мне двадцать три…
– Это практически одно и то же…
– Может быть. Но я все равно не могу понять… У дочки твоей все в порядке… за нее тебе волноваться не нужно. Сам ты живешь очень скромно. Зачем тебе вся эта капиталистическая херня? Зачем ты сам в нее впрягаешься?
– А что мне делать, по-твоему?
– Не знаю. Я не могу за тебя решить… Ты сам лучше знаешь себя, ты сам лучше знаешь, что тебе нужно, чего ты хочешь… Я понимаю одно – если тебя что-то не устраивает, надо что-то делать, а не плыть по течению…
– А тебя что, все устраивает?
– Нет. Но я двигаюсь, не сижу на жопе, разве нет? И не надо больше этих псевдо-стариковских разговоров про то, что «хорошо тебе в двадцать лет»…
*
В квартире горел свет. На кухне. За «макбуком» сидела девушка с короткой стрижкой и «трубами» в ушах. Она повернулась к нам, кивнула. В углу рта дымилась сигарета.
Мы разулись и прошли на кухню. Я все еще держал в руке бутылку. Вина в ней было на несколько глотков.
– Знакомьтесь, – сказала Катя. – Это Алина. А это Николай.
Алина протянула мне руку. Я пожал ее.
– Я люблю работать по ночам, – сказала она. – Я куратор. Занимаюсь современным искусством.
Я кивнул, протянул ей бутылку. Она резко тряхнула головой. Я передал бутылку Кате. Она допила остаток вина, поставила бутылку в угол. Там уже стояло много бутылок из-под разнообразного алкоголя.
*
Продавец «универсальных губок» вышел из вагона. Зашли контролеры. Несколько человек вскочили
