недели по пятидесятнице, Великого поста, по Пасхе, преходящие и непреходящие церковные праздники, всех святых, мучеников и праведников, новый год, 23 февраля, 1 и 9 мая, день пограничника, потому что служил в пограничных войсках, день рождения пионерской организации, день молодёжи, день знаний, день рождения комсомола, октябрьской революции и все новые праздники. И получалось, что праздниками у него были все дни года.
Наталья раскатала тесто, уложила пласты на противни, из чашек вывалила на них заранее приготовленную начинку, накрыла другими пластами и аккуратно защипала края. Потом положила сверху змейку, розочку и уточку, чтобы пироги потом можно было отличить. Из оставшегося теста скрутила плюшки, посыпала их сахарной пудрой, сдобрила всё сверху маслом, чтобы выпечка получилась румяно-золотистой, и взглянула в нутро печи. Ага, протопилась, угольки на поду светятся жарками и перемигиваются, словно звёзды в ночном небе.
Наталья поставила пироги и плюшки в печь и прикрыла зёв заслонкой. Теперь можно и отдохнуть. Прилегла на диван отдохнуть, подумала: «Не заснуть бы, а то сгорят». Зевнула, взглянула на настенные часы, прикрыла глаза. Думалось о былом – будущего-то уже немного осталось, самый ощипочек. И не заметила, как заснула. Разбудил её странный шум, словно буря жестяной крышей играет, вспопыхнулась, вскочила:
– Ой, матушки, пироги-то!
А у печи Тихон стоит и заслонку ставит. Взглянул на жену:
– Спала бы ещё, небось, утомилась.
– Да я про пироги-то!
– А чего пироги, в самый раз поспели. Я уж вон и вынул, и полотенцами накрыл, пускай отпыхиваются.
– Ну и ладно, – успокоилась Наталья. – Ты молочко-то из сеней занеси, пусть погреется.
– Да занёс, занёс давно, на припечке стоит.
– Что-то Натольки нет.
– Да куда он денется, Натолька-то. Должно, печь топит. – Выглянул в окошко, долго всматривался в сумрак. – Так и есть, дым столбом идёт.
– Это хорошо, значит, погода хорошая будет, безветренная, ясная.
– Дай-то Бог, а то зима поднадоела. Ну, что, с праздником тебя, матушка моя.
– И тебя, Тиша, – ответила Наталья и перекрестилась на икону Спаса.
Тихон подошёл к жене, ласково посмотрел на неё:
– Давай поцелуемся, что ли. Ты прости меня, Наташа.
– Да за что же, будто и не за что.
– Да мало ли.
– Тогда и ты прости меня, Тиша.
– Ну, это пустое. Бог простит.
Они по русскому обычаю, троекратно, расцеловались. Наталья ушла и вернулась с куличом и миской крашеных яиц, поставила на стол. Спросила:
– Ты крючок-то в сенях откинул, а то Натолька придёт, а у нас закрыто. Заругает.
– Откинул, откинул.
Старики сели за стол
