не хотела бы иной судьбы. Там, под куполом, я чувствую, что живу. Я после школы собиралась в цирковое поступать. Девчонки – кто на дискотеку, кто на свидание, а я в спортзал. Но вот влюбилась без памяти. Дышать забывала, когда он рядом был. Там уж не до карьеры гимнастки – поступила, куда пришлось. Так что быть бы мне сейчас швеей-мотористкой в пыльном ателье заштатного городишки. И я бы ни о чем не сожалела, если бы он был рядом.
– Он тоже… гос в детдоме?
– Нет, что ты!.. Саша был из приличной семьи, не ровня мне, подкидышу детдомовскому. Мне сразу дали это понять. Мать у него строгая, завуч в школе. Она сразу меня невзлюбила. Говорила, что я камнем повисну у него на шее и всю жизнь ему загублю. Может, в чем-то она была права… Кто знает, как все сложилось бы, если бы мы не встретились.
– Что гадать-то тепегь?! Мало ли что могло бы быть! Пгошлого не вегнуть. Они живы? Они вообще в кугсе, что у них есть внучка?!
– Нет. Доходили слухи, что отец ушел следом за сыном через пару лет – сердце не выдержало. Ах, Ники, да как я объявлюсь-то после стольких лет молчания…
– Позвони ей! Завтга же! Как только пго внучку услышит, сгазу гастает, и все стагые обиды забудутся! Лет-то сколько пгошло!
– Ох, Никольчик, не знаю, не знаю…
Сашка поднялась, на цыпочках прокралась обратно в комнату и долго лежала, всматриваясь в темноту. Оказывается, у нее есть бабушка…
Глава II
Осенний вечер в скромном городке, Гордящемся присутствием на карте (топограф был, наверное, в азарте иль с дочкою судьи накоротке). Уставшее от собственных причуд, Пространство как бы скидывает бремя величья, ограничиваясь тут чертами Главной улицы; а Время взирает с неким холодом в кости на циферблат колониальной лавки, в чьих недрах все, что мог произвести наш мир: от телескопа до булавки. Здесь есть кино, салуны, за углом одно кафе с опущенною шторой, кирпичный банк с распластанным орлом и церковь, о наличии которой и ею расставляемых сетей, когда б не рядом с почтой, позабыли. И если б здесь не делали детей, то пастор бы крестил автомобили. Здесь буйствуют кузнечики в тиши. В шесть вечера, как вследствие атомной войны, уже не встретишь ни души…
По пути в аэропорт Сашка отмалчивалась. Мама поначалу пыталась хоть как-то разрядить обстановку, но дочь лишь буркала что-то в ответ, и эти междометия можно было истолковать как угодно, но самым верным было бы, пожалуй: «Оставь меня в покое». Даже сутолока наполненного ровным гулом зала отлета не вывела ее из равнодушной отрешенности. Обычно еще за несколько дней до намеченной даты отправления в груди Сашки зрело радостное беспокойное
