У каждого человека должен быть свой правильный стержень. /Мы воюем за свою прекрасную Советскую родину. Отец мне завещал быть стойким. Он хотел, чтобы я был настоящим коммунистом. Отец мой был членом партии, работал в Московском Кремле[18]./
Я молча вышел тогда из землянки и пошёл по траншее вперёд. Прошёл два десятка метров отрытой траншеей и стал смотреть поверх снега вперёд. Впереди на снегу, чуть возвышаясь, лежал убитый немец. Молодой, светловолосый, в голубовато-зелёном мундире. Немец был почему-то без шинели. Мундир был застегнут на все пуговицы и опоясан ремнём. Тёмный отложной воротник подчёркивал бледность и молодость его лица. У немца были открыты глаза. Он лежал на спине, откинув голову чуть в сторону, и смотрел в поднебесье.
Немцы однажды, когда потеплело, хотели захватить нас врасплох. Человек двадцать перед рассветом решили навалиться на наши окопы. Этот, что лежит, шёл впереди у всех на виду. Он держал себя спокойно и даже с достоинством. Тогда последовали редкие ружейные выстрелы с нашей стороны /часовых, которые рыли траншею/. Немецкие солдаты трусливо попятились назад и повернули обратно. А этот молодой вдруг споткнулся и упал. В душе он, видно, не верил, что это может с ним случиться.
Метели и вьюги не замели и не засыпали его снегом. А даже наоборот. Он лежал как будто на белом постаменте. Мне казалось порой, что он не убит, а приходит и затемно ложится ночью на это место. Ветер сдувал с него все белые снежинки.
Каждый раз я приходил с рассветом в конец траншеи, где мои солдаты долбили мёрзлую землю. Я по обыкновению проверял их работу и смотрел в сторону немца, который лежал на снегу. Его фигура всегда едва касалась снежного покрова. Солдаты, копавшие траншею, тоже посматривали на него. Почему он был по-летнему одет? Почему пошёл в атаку без шинели? Что хотел он показать своим фрицам, шагая впереди?
С немецких позиций убитого тоже было видно. Немцы даже в его сторону не стреляли, боялись /изуродовать пулями его/ пулями порвать ему мундир. Они однажды под прикрытием ночи пытались приблизиться к трупу. Но братья славяне их вовремя заметили. Поднялась беспорядочная стрельба. У немцев не хватило духу шагнуть ещё ближе вперёд.
Я посмотрел на убитого немца и глубоко вздохнул. Русые волосы немца шевелились на ветру. Я вспомнил /подлую возню политрука/ слова Савенкова: «Не забывай, что судимый!» Они резанули меня снова по душе. Скорей бы вечер! Теперь мне всё равно! Уйти поскорей отсюда, чем сидеть с /этой грязной скотиной/ у печки, видеть его, испытывать на тропе свою судьбу, ходить под пулями, лучше отправиться в этот каменный подвал. Лучше я буду сидеть в преисподней вместе с солдатами.
В начале ночи, когда совсем стемнело, пришёл старшина. Мы вышли на тропу и вскоре добрались до подвала. Я устроился /на тонкой подстилке из тросты льна/ на каменном полу в подвале и сразу почувствовал ледяное дыхание его. Подвал не отапливался, в нём горела только ночная коптилка /из сплюснутой гильзы снаряда/. Полукруглые своды отбрасывали серую тень.
По устным рассказам автора, пожарником.
