в ее глазах какое-то новое чувство.
– Вот как…
– Завтра отвезу тебя к Бредалбэйну, и там наши пути разойдутся.
Говоря это, он испытал чувство, похожее на разочарование. Пришлось лишний раз напомнить себе, что глупо было даже думать о том, что у них что-то может получиться.
– Да, завтра…
Она свернулась в комок на земле, укрывшись позаимствованным пледом, и снова уставилась на него. Танцующие отблески пламени освещали ее лицо. Марион не улыбалась, но и следа враждебности не было во взгляде этих светлых голубых глаз… И снова этот огонек! Но Дункан даже при желании не смог бы сказать, что он означает. Была ли то признательность? Если да, то это уже даже больше, чем он мог бы рассчитывать…
– Дункан!
– Что?
– Я… Спокойной ночи!
– Oidhche mhath, a Mhórag[39].
Она закрыла глаза. Дункан со вздохом последовал ее примеру несколько минут спустя.
Что-то шевельнулось совсем рядом. Дункан открыл один глаз, но увидел только непроницаемый мрак. Сон еще не совсем отпустил его. Юноша выждал несколько секунд. Кроме шороха листьев, ничего не было слышно. Наверное, что-то приснилось. Внезапно он ощутил прикосновение к своей спине. Схватив нож, который, как всегда перед сном, вонзил острием в землю у себя в изголовье, Дункан перекатился на бок, присел на корточки и выставил блестящий клинок перед собой.
И несколько раз моргнул от удивления. Рядом лежал скомканный плед, из-под которого выглядывала рука и несколько рыжих, отблескивающих в умирающем свете костра локонов.
Но как она тут оказалась?
Марион повернулась, плед сполз, открыв ее лицо, в голубоватом свете ночи казавшееся еще более бледным, чем обычно. Наверняка она замерзла и решила перелечь к нему поближе, чтобы украсть хотя бы частичку его тепла. От костра остались угасающие угли, дававшие слишком мало тепла для такой холодной осенней ночи. Выдохнув с облегчением, Дункан вернулся на свое место, вонзил нож в землю и стал смотреть на спящую девушку.
Лунный свет, отражаясь от рыжих завитков волос, окружал золотистым ореолом ее безмятежное лицо. «Ты – ангел и дьявол, Марион Кэмпбелл!» – подумал он. Она лежала на спине, закинув одну руку за голову, вторая покоилась на животе. Губы ее изогнулись в своенравной гримасе. «Ты соблазняешь меня даже во сне!»
Дункан склонился над ней, чтобы как следует рассмотреть. Золотые волосы служили дочери Гленлайона мягкой шелковой подушкой. Он долго скользил взглядом по ее сонному лицу, касаясь его своими мыслями и желаниями. С полуоткрытых губ, подрагивающих во сне, срывались белесые облачка дыхания. Верхние пуговицы на куртке были расстегнуты, а рубашка под ними чуть распахнулась, обнажая выпуклость молочно-белой груди. Ему ужасно захотелось прижаться к ней губами, ощутить под пальцами сердце, бьющееся в этой мерно поднимающейся и опускающейся груди… Он едва осмеливался дышать из страха разбудить Марион. Но даже смотреть
Спокойной ночи, Марион.
