подтверждают реальность Христа. Вполне возможно, что бродячий пророк, выступавший с учением о праве бедных, обездоленных и рабов на царство земное и небесное, говоривший о равноправии и внушавший надежду на счастье, мог действительно в очень короткое время приобрести горячих сторонников, положивших начало широчайшему движению. Атеисты примитивного толка считают мнение о реальном существовании в I в. н. э. Иисуса Христа фантастичным. Но еще более фантастичным было бы считать, что столь мощное движение родилось без какого- либо участия в своем начале какой- то очень талантливой, возможно, гениальной личности, властной и притягательной для народных масс. Ветхий Завет, на котором воспитывались и образовывались целые поколения до Христа, весь переполнен пророчествами о пришествии Мессии, избавителя от земных страданий и горя. Как же было наконец не вспыхнуть этой постоянно тлевшей надежде, когда появился человек, в котором по стечению обстоятельств люди как бы воочию и во плоти увидели все признаки Спасителя мира? По этому поводу существует интересное и мудрое высказывание Л. Толстого. Он писал: «Задача, которую предстоит решить, состоит в том, что 1800 лет тому назад явился какой- то нищий и что-то наговорил. Его высекли и повесили. И с тех пор, – несмотря на то что было много и много праведников, погибших за свою правду, – миллиарды людей, умных и глупых, ученых и безграмотных, не могут отделаться от мысли, что этот человек был Бог. Как объяснить это удивительное явление? Церковники говорят, что это произошло оттого, что Иисус был Бог. И тогда все понятно. Но если он не был Бог, то как объяснить то, что именно этот простой человек всеми признан Богом? И ученые старательно разыскивают все подробности жизни этого человека, не замечая того, что сколько бы ни отыскивали подробностей (в действительности же ровно ничего не отыскали), если бы они даже восстановили всю жизнь Иисуса до мельчайших подробностей, вопрос о том, почему он, именно он, имел такое влияние на людей, остался бы все-таки без ответа. Ответ не в том, в какой среде родился Иисус и кто его воспитывал, и т.п., и еще менее в том, что делалось в Риме, и что народ был склонен к суеверию, а только в том, что проповедовал этот человек такое особенное, что заставило людей выделить его из всех других и признать Богом тогда и теперь». (Евангелие. Изложение Л.Н. Толстого. – М., 1918 г.).
Л. Толстому, как видим, прежде всего важно, что в начале начал учения, названного по имени учителя христианским, учения, перешедшего в народные массы и ставшего всемирным, был конкретный человек – «именно он», «этот человек», что именно «этого», а не когонибудь другого «выделили». То есть для Л. Толстого совершенно очевидно, что в начале I в. н.э. «эта» личность существовала. Не может быть учения без автора. Другое дело, – поясняет далее Толстой, – что «этому» Иисусу впоследствии различные толкователи навязывали то, чего он никогда не думал и не говорил, и что легенды, уйдя в века, обросли неправдоподобными деталями.
Надо сказать, что к моменту появления Иисуса сознание людей, издавна живших ветхозаветными чаяниями о пришествии Спасителя,
