от паники сознанием наблюдала за тем, как игла наконец выскользнула из-под кожи, как к проколу прижалась ватка, как незнакомец, держа шприц в руке, повернулся и посмотрел на нее.
Что хотел сказать его взгляд: «сейчас будет хуже?» Или «терпи, будет больно»? Снова больно? Зачем больно, для чего? Почему все время больно?
В какой-то момент Лайза устала. Устала бороться и постоянно проигрывать, чувствовать предельное напряжение нервов, слушать грохот отбойного молотка – собственного сердца.
Когда тот, кто испортил этот вечер (а заодно и всю жизнь), шагнул к столу, ей стало почти все равно. Умирать, так умирать. Лишь бы скорее. Вот уж не думала, что доживет до этой мысли… Пусть смерть будет благородной и заберет сразу, пусть не держит на грани, пусть просто вынет душу и заберет с собой, оставив тело – любимое тело, способное служить еще долгие годы (но карты выпали иначе…) – этому миру.
Теплота чужих рук не успокаивала, прикосновения не отзывались эмоциями, лишь равнодушными сигналами в мозг: «он держит шею… он поворачивает шею… шприц совсем рядом…»
Неприятное ощущение от введения иглы оказалось ничем по сравнению с той болью, которая начала медленно расплываться по телу, стоило чужой крови попасть внутрь. Лава, поганая жидкая лава, чужая субстанция мутанта… вирус-убийца… зачем же так изощренно…
Рыча в агонии, Лайза не чувствовала ни впившихся в запястья веревок, ни собственных метаний, ни оставляющих синяки на коже крюков, ни мужских рук, держащих ее за голову.
В его зеленовато-коричневых глазах застыло предельное напряжение; по виску стекала капелька пота.
Он держал ее, пока хрипы не стихли.
Подергивание конечностей продолжалось еще около минуты, затем тело обмякло, выключилось, теперь шла внутренняя работа.
Да, жестко. Да, больно.
Если бы Мак не привязал руки и ноги к столу, Лайза могла бы повредить себе: в момент ввода антидота – коим являлась его собственная кровь – человек утрачивал контроль над совершаемыми действиями. По крайней мере, так помнилось из полученных от Комиссии знаний, не из практики. Потому что практики до этого момента не было; еще ни разу Чейзер не останавливал разрушительный процесс, спровоцированный собственным влиянием, для этого в прошлом не было ни желания, ни необходимости.
Что ж, все когда-то приходит впервые.
Глядя на бледное лицо и искусанные губы, Мак чувствовал дискомфорт в голове и непривычную тяжесть в груди. Она не умрет. Не должна. В следующие несколько часов он будет находиться рядом и беспрерывно наблюдать течение восстановительного процесса. Если понадобится, повторит ввод антител.
Тлела надежда, что до этого не дойдет.
Дыши, попавшаяся под руку девчонка, дыши.
Спустя полчаса он перенес ее вниз, в спальню. Убедился, что регенерация тканей началась, и только тогда набрал номер друга.
– Рен, не отвлекаю?
На том конце ответили бодро – не спали.
– Ты мог
