говорил он о преемственности поколений, о том, что старшим товарищам есть что передать молодежи, ибо у них «есть еще порох в пороховницах».
Речь Алексея произвела на комсомольцев впечатление, правда он не понял, какого рода. Он посмотрел на музыкантов, сидевших вдоль стены справа от праздничного стола. Лица их были непроницаемы, видимо они слышали и не такие еще речи.
Затем начались танцы. Рядом с Алексеем танцевал со своей девушкой секретарь комитета комсомола института. Девушка ласково гладила комсомольского босса по ранней лысине и воркующим голосом спрашивала: «А в твоих пороховницах есть еще порох?». Алексей был польщен. Что может быть приятнее для ученого (каковым он, конечно, уже считал себя), чем цитирование его научных результатов или просто его замечательного высказывания? Правда, Эдуард больше не приглашал его на комсомольские застолья. Алексей, впрочем, не расстраивался, решив и дальше выступать на любых собраниях в любом коллективе. Он обязан был выполнять свою программу.
Через месяц его отдел отмечал в кафе свой десятилетний юбилей. Начальники секторов говорили о достижениях, сотрудники благодарили начальство. Алексей, конечно, не удержался и выступил с эмоциональной речью об отделе, о том, что молодые сотрудники сделают все, чтобы приумножить его научный потенциал. И что каждый из них должен иметь свою конечную цель и стремиться к ней, даже если эта цель – далекая звезда. И он должен, как танк, преодолевать все препятствия на пути к этой цели… и далее в этом же духе.
Начальник сектора сказал ему на следующий день, что в его выступлении уже чувствовалась школа ораторов, а начальник отдела стал относиться заметно прохладнее. Видимо, опасался, что танк Алексея на пути к далекой звезде может ненароком зацепить его кресло. Но оратора в то время кресло начальника не волновало. Цель его была гораздо ближе даже самой близкой звезды. До защиты диссертации оставалось пол года.
Каждое утро в любую погоду он пробегал пять километров. После зарядки и холодного душа завтракал и пешком шел на работу – три с половиной километра. Изредка, когда необходимо было явиться на работу пораньше, добирался автобусом. Если были свободные места, садился обычно лицом к остальным пассажирам. Зачастую выглядели они невыспавшимися, на помятых физиономиях написано было явное нежелание ехать на работу. Он улыбался, они же с неудовольствием смотрели на пышущего здоровьем розовощекого Алексея: чего, мол, ухмыляешься, и так тошно.
Он бегал вдоль Витебской железной дороги по насыпи, где полтора века назад проходила первая в России дорога из Петербурга в Царское Село. Жители ближайших домов выгуливали здесь своих собак. Однажды Алексей чем-то не понравился овчарке, бросившейся на него, как на своего заклятого врага. Хозяин ее, вместо того чтобы удержать своего пса, стал орать на Алексея: мол, бегают тут всякие и нервируют собаку. Для оратора представился случай выступить перед ним и его псом. Это была замечательная
