колокольчик. Вальтер застыл на месте. Звонок повторился.
– Жди меня здесь, – приказал он. – Пойду узнаю, в чем дело.
Боясь шевельнуться, она молча смотрела, как он вышел из комнаты, как с силой захлопнул за собой дверь, слышала, как с наружной стороны щелкнул замок.
В ушах назойливо звучало:
– Жди меня здесь!
Вальтер Гасснер сбежал вниз, подошел к входной двери и открыл ее. На пороге стоял человек в серой униформе посыльного. В руках он держал большой конверт.
– Я обязан передать это лично в руки господину и госпоже Гасснер.
– Давайте, – сказал Вальтер. – Я – Вальтер Гасснер.
Он закрыл дверь, посмотрел на конверт, затем вскрыл его. Медленно прочитал содержащееся в нем сообщение:
С ГЛУБОКИМ ПРИСКОРБИЕМ СООБЩАЕМ, ЧТО СЭМ РОФФ ПОГИБ ПРИ ВОСХОЖДЕНИИ. ПРОСИМ ПРИБЫТЬ В ЦЮРИХ В ПЯТНИЦУ ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ ДНЯ ДЛЯ ЭКСТРЕННОГО СОВЕЩАНИЯ СОВЕТА ДИРЕКТОРОВ.
Внизу стояла подпись: «Рис Уильямз».
Глава 3
Рим
Понедельник, 7 сентября – 18.00
Иво Палацци стоял посреди спальни с залитым кровью лицом.
– Mamma mia! Mi hai rovinato!
– Губить тебя, паршивый figlio di putana? Да это только маленький задаток! – кричала ему в лицо Донателла.
Разговор этот происходил в огромной спальне их квартиры на виа Монтеминайо; они стояли друг против друга нагишом. Более чувственной и более пьянящей плоти, чем тело Донателлы, Иво Палацци никогда не видел, и даже сейчас, когда кровь сочилась с его оцарапанного Донателлой лица, он почувствовал, как у него привычно-сладостно заныло между ногами. Dio, она воистину была красавицей! Целомудрие и порочность, непостижимо сочетавшиеся в ней, сводили его с ума. У нее было лицо пантеры, широкоскулое, с косо посаженными глазами, полные, алые губы, целовавшие его, сосавшие его и... нет, лучше сейчас об этом не думать. Он схватил со стула какую-то белую материю, чтобы вытереть кровь с лица, и слишком поздно сообразил, что это его рубашка. Донателла стояла прямо в центре их огромной двуспальной кровати и во все горло орала:
– Так тебе и надо, паршивец! Подыхай от потери крови, потаскун вонючий!
Уже в сотый раз Иво Палацци задавал себе вопрос, как он мог оказаться в таком дурацком положении. Он считал себя самым счастливым человеком на земле, и все друзья в один голос соглашались с ним. Друзья? Все! Потому что у Иво не было врагов. До женитьбы он был бесшабашным римлянином, беспутным малым, беззаботным прожигателем жизни, доном Джиованни, которому завидовала половина мужского населения Италии. Вся его философия укладывалась в одну фразу: «Farst onore con una donna!» – «Стяжай себе честь женщиной!» Этим он и занимался большую часть времени. Он был истинным романтиком. Без счета влюблялся, и каждую новую любовь использовал как таран, чтобы избавиться от прежней. Иво обожал женщин, все они были прекрасны, от низкопробной putane, занимавшейся древнейшей профессией на виа Аппиа, до ультрасовременных манекенщиц, горделиво вышагивавших по виа Кондотти. Единственными, на кого Иво не обращал внимания,
