если назначат – ну это вообще кранты! Он же всего на свете боится, у него прозвище даже «Заячьи уши»!.. Ой, слушай, вот же еще что! Анечка-то наша как из больницы вышла, так на работе пока что не появляется… дома долечивается, – протянула ехидная Машка.
«А ты это к чему?» – хотела спросить Вера, но потом отреагировала неопределенным междометием «м-да», прекрасно понимая, к чему это сказано.
– Так она теперь вроде, наконец, замуж выходит, знаешь ли, за какого-то старого знакомого своего, друга детства, кажется. Ну, и слава богу, правда? Я за нее рада! И потом, не может же она вечно по нашему шефу сохнуть! Она-то, знаешь ли, конечно, рассчитывала: вот он разведется, потом сразу женится на ней, ну, и так далее… У них же долго роман был! Как же, прям щас, так и разбежался – женится он! Держи карман шире: такие не разводятся и не женятся! А еще, знаешь… там ведь и ребеночек даже в проекте уже был задуман… Да вот только наш шеф насмерть, видимо, встал, вот и пришлось ей… – Машка понизила голос до театрального шепота.
Ну почему вредная Машка всегда успевает быть в курсе таких подробностей?!
– Господи, – не выдержала, наконец, Вера, – ну вот откуда ты всегда всё про всех знаешь? Ну что тебе-то за дело? И потом, ну мало ли что наши секретарши болтают! Может, и не было ничего такого? А то – вот так прямо сразу и ребенок! Что ты, свечку, что ли, над ними держала? Ну зачем в чужие дела…
Машка даже подскочила на стуле, и пепел сигареты просыпался на её джинсы.
– Да?! – Машка так и подскочила на стуле. – А ничего, если она сама мне про все это сказала? А как ее в туалете выворачивало наизнанку? А что как она есть ничего не могла, все назад?.. А если она сама у меня на груди рыдала где-то с полгода назад, не знала, что делать, советовалась? У меня у самой прямо чуть сердце не разорвалось от жалости! Ей же уже слегка за тридцать, и здоровье хилое, кстати: то придатки, то почки схватит! И, между прочим, она даже очень хотела ребенка-то оставить, вообще-то, даже если он не разведется… если откажется, не признает! И она бы так и оставила, да когда ему сообщила эту радостную весть, так он, поди, на дыбы встал! Ну, по крайней мере, я так поняла из её рыданий у меня на груди. А как же? Вдруг кто узнает, что от него… разговоры пойдут в институте… до жены дойдёт… Ну, и настоял все ж таки, потому что иначе ей из института уходить надо, а куда она пойдет? У нее мать только, и помогать ей она не может, сама еле-еле вытягивает. Вот и пришлось ей аборт сделать, причем на большом уже сроке, кажется… наверняка, он её куда-то пристроил, проплатил это дело, ну хоть так проучаствовал, не бедный же, ведь в больницах наших уже не берут на таком сроке, да и вообще, наши больницы! Представляешь себе?..
Надо же, Машка даже как-то повеселела от этих сплетен, во всяком случае, слегка отвлеклась от собственных горестных проблем.
– Знаешь, Веронь, – продолжала Машка вспоминать, вдохновенно, театральным шепотом, – ну, вот я помню, пошла я тогда как-то раз в туалет чашки помыть, так вот Анютка-то наша стоит у окна и ревет
