хоньку и…сжимается.
Вспомните, Римская империя распадалась тысячелетие, а Советский Союз от силы за 2–3 года.
Да и мы сами постоянно воздействуем на форму и содержание времени.
Кто-то от него отстает, кто-то опережает, но большинство старается идти с ним в ногу. Потому что все боятся, что однажды их время сожмется окончательно, и они исчезнут в темноте, как тот парень в рассказе Фицджеральда.
Что же нам делать с этим ускользающим, неукротимым временем?
А ничего. Просто относиться к нему, как к лучшим детским денькам – бережно и честно.
И если однажды время на ваших наручных часах двинется против часовой стрелки, то значит, Бенджамин Баттон передает вам привет. И вам пора рассказать свои необычайные истории. Как это сделал я.
И тогда с каждой тикающей секундой, возвращающей нас в прошлое, деревья будут больше, а мы – меньше; звезды ближе, а корабли в море – выше и величественнее; отцы веселее, мамы моложе…
Тик! Нам еще 17…
Так! Уже 10…
Тик! Так! Давай попросим, чтобы мы сидели за одной партой?
Тик! Так! Божья коровка, полети на небко, там твои детки кушают котлетки!
Тик! Так! Тик! Так! Ура! Я слепил из пластилина нашу Родину!
В детстве мы любим и ненавидим одновременно.
До крови бьемся, доказывая, кто сильнее.
Можем убить за конфету и отдать все, что попросит друг.
Молимся своим песочным идолам и игрушечным кумирам…
Все это непременно повторится, когда мы станем взрослыми. Но мечты, битвы и боги уже не будут так много значить для нас.
Ведь мы слепки своих детских жизней, прекрасные, но все-таки…копии.
Мои истории – именно об этом.
Об истоках добра зла.
О возвращении туда, откуда мы начинались.
О той всегда скрытой от педагогов и родителей стороне детства, в которой навсегда остались наши первые, самые ужасные и самые прекрасные открытия, наши пластилиновые боги…
Трамплин
Время детских молитв
Пахнет сладостью лип
И собачьей пустой конурой…
Время детских молитв —
Это множество битв,
Где понятно: кто трус, кто – герой…
Июль 1970 года выплеснул на городские улицы столько жары, будто хотел загнать в реку всех жителей и устроить всеобщую купальню. Пляжи в то лето были переполнены изнывающими от духоты телами. Но мы не ходили туда. Каждый из нас, восьмилетних пацанов городской окраины, был бесконечно предан своим любимым забавам. Мы катались по закоулкам района на своих «Орленках», соревнуясь в лихой езде и пугая степенных бабулек.
….В тот памятный день я и мои школьные товарищи колесили допоздна. Густели сумерки, людей в парке становилось все меньше и меньше, а мы все катались.
Я тогда первый заметил, что за нами наблюдает какой-то человек. Он стоял позади детской железной горки, прислонившись к стволу дерева. Как только наши взгляды встретились, он вышел из темноты.
Высокий, полноватый. Лысина, глубоко посаженные, беспокойные глаза, жиденькие рыжеватые усы и массивный подбородок. В белой рубашке и светлых клетчатых брюках, на мизинце – перстень внушительных размеров. Низкий и внятный голос:
– Здравствуйте, мальчики! Хорошая штука! – Он погладил руль моего велосипеда. – Когда я был маленький, таких еще не было… Хотите, в игру сыграем?
Что-то тревожное было в его предложении, и мы дружно, словно сговорившись, развернули велосипеды к выходу из парка.
– Нет, подождите, вы не поняли…
Он проворно преградил нам путь, достал из кармана сигарету и жадно затянулся, церемонно выпуская дым из ноздрей.
– Вы – актеры, я – зритель. Вы играете, я плачу.
– Что еще за игра такая? – не вытерпел я.
Он быстро подошел к железной горке, похлопал ладонью по блестящему, накатанному склизу и сказал:
– Нужно заехать на велосипеде на эту штуку. Кто сможет – заработает 60 рублей.
Мы застыли от неожиданности. 60 рублей! Да за такие деньги можно два «Орленка» купить и еще на «Эскимо» останется! Но никто из нас даже не пытался покорить детскую горку. Слишком велика была опасность свалиться на землю с двухметровой высоты. Но 60 рублей – это 60 рублей…
– Дядя, а вы не шутите? – спросил недоверчиво Игорек Колесников, мой сосед
