человеческого – только пожар, который рвался наружу.
– Я скажу тебе, – шептала она горячо и быстро, – главное скажу, понял? Мы все горим, и пепел сплошной вокруг. А больше нет ничего. Смотри…
Она протянула руку открытой ладонью вверх. Потом медленно сжала пальцы, и Ясень услышал хруст – так хрустит уголек, раздавленный каблуком. Ветер слизнул с ее ладони горстку золы, развеял над степью. Сразу запахло гарью, и стало трудно дышать. Ясень глянул на небо – жженые хлопья сыпались, словно снег. По равнине мела седая поземка, под которой истлевала трава.
Завороженный, он сделал десяток шагов вперед, а когда оглянулся, уже не увидел вестницу. Лишь мертвое дерево чернело в облаке сажи.
Ноги не держали его. Ясень, упав на колени, услышал противный треск. Поднес к глазам руки, наблюдая, как кожа превращается в тлен, и сквозь нее проступают кости. Зола скрипела на зубах, ослепляла, но, прежде чем потерять сознание, Ясень успел подумать, что вьюга вокруг уже не серая, а лиловая.
Сиреневый пепел.
«Мы все горим, а больше нет ничего…»
Венок над рекой.
Котенок с голубой лентой…
…Он очнулся, ощутив на лице чужое дыхание. Разлепил глаза и вздрогнул, увидев прямо перед собой клыкастую пасть. Но все же сообразил, что это конь нагнулся к нему и тычется мордой, желая привести хозяина в чувство.
– Перестань, – буркнул Ясень, поднимаясь на ноги.
Жеребец довольно заржал. Ярко светило солнце, тихо колыхалась трава. Воздух был прозрачный и чистый, ни малейших следов золы. Из-за ручья доносился смех.
«Приснится же такое», – подумал Ясень. Что с ним вообще творится? Опять сморило средь бела дня. Хорошо хоть, в этот раз до вечера не проспал.
Он взял коня по уздцы и побрел к стоянке.
– Чего ты там круги нарезал? – полюбопытствовал Жмых. – Кусты искал, что ли? Так они вон, в другой стороне.
– Очень остроумно, – оценил Ясень. – Может, мне дерево больше нравится.
– Какое дерево?
Ясень оглянулся и с трудом удержал ругательство. Ствол, под которым он только что дрых, бесследно исчез, словно его и не было.
И как это понимать? Может, не проснулся еще?
Он ущипнул себя за руку и зашипел от боли. Жмых посмотрел с сочувствием.
Нет, это явно уже не сон.
Значит, и эта… вестница… не привиделась?
Он попытался вспомнить ее лицо, но ничего не вышло – образ в памяти расплывался, как отражение на воде. Ясень закусил губу, сосредоточился. Голова предательски закружилась, и он почувствовал тошноту. Пошатнулся, и Жмых придержал его за плечо:
– Ау, ты живой?
– Живой пока, – сказал Ясень. – Но есть хочу – умираю. Что там у нас с обедом?
И, не дожидаясь ответа, подсел поближе к котлу.
К Белому Стану подъехали на закате. Миновали плоский холм с эшафотом, где три года назад был казнен атаман разбойников. Тогда сменялся великий цикл, и ярость солнца не знала предела. Наутро от приговоренного
