наши вышли на поворот дороги, и перед ними открылась широкая панорама. Довольно дикая, но не мрачная долина, перерезанная ручьем, была покрыта зеленью; там и сям группами росли ольха, орешник, дубы. Ферма была большая, невысокая, прочные стены представляли достаточную защиту от мелких разбоев. Однако против более значительных сил ферма защищена не была и во время войны подвергалась всевозможным бедствиям. В полумиле от нее виднелось готическое здание с полуразвалившейся часовней, которое проводник назвал аббатством Святой Бригитты.
– Я слышал, – прибавил Бертрам, – что дом этот оставляют стоять здесь потому, что там живут два или три старых монаха и столько же монахинь, которым англичане позволяют молиться Богу и оказывать кое-какие услуги шотландским путешественникам. Вследствие этого они находятся под покровительством сэра Джона Уолтона и избрали себе настоятеля, на которого могут рассчитывать. Но говорят, что если гостям их случается выболтать какую-нибудь свою тайну, то тайна эта каким-то образом всегда доходит до английского губернатора, – вот почему я не хотел бы вверяться их гостеприимству.
– Конечно, – отвечала дама, – если мы можем найти более скромного хозяина.
В это время к ферме с противоположной стороны подходили два человека. Они спорили так громко, что путники наши могли различить их голоса, находясь на далеком расстоянии. Прикрыв от солнца глаза рукой, Бертрам воскликнул наконец:
– Клянусь, это мой приятель Том Диксон. Отчего же он сердится на этого молодого человека, ведь это не кто иной, как его сын, Чарльз, которого я знал ребенком лет двадцать назад? Я рад, что мы не застали их на ферме, ибо тогда вряд ли мы бы успели к ужину, да и дверь была бы накрепко заперта из-за близости неприятельского гарнизона. Мне кажется, такое название годится для того английского гарнизона, который стоит в замке благородного шотландца.
– Это глупо: ты считаешь сэра Джона Уолтона грубым деревенщиной, который, пользуясь властью, готов на всякие притеснения и жестокости. Ручаюсь тебе, что, не считая споров между английским и шотландским королевствами, которые, конечно, должны решаться оружием, англичане и шотландцы будут жить так же мирно, как овцы с пастушьей собакой, везде, где простирается власть сэра Джона Уолтона.
– Не время теперь рассуждать об этом, а необходимо подумать об ужине. Диксон! Эй, Диксон! – закричал менестрель громким голосом, – узнаете ли вы старого приятеля, который желает попросить у вас ужина и ночлега на сегодня?
Услыхав свое имя, шотландец посмотрел вдоль берега, потом на холм и наконец заметил путешественников. Фермер из Дуглас-Дейла плотнее закутался в плед и пошел к ним навстречу. Это был человек большого роста, атлетического сложения, лет за пятьдесят; черты его обнаруживали приближение старости, но не дряхлости. В глазах выражалась привычка к бдительности и осторожности. Лицо его сохраняло еще сердитое выражение, а сопровождавший его красивый молодой человек имел недовольный вид.
– Ты не припоминаешь меня, старый приятель, – сказал
