чтобы учил уроки.
– Черт! – В полном расстройстве отец пнул ногой стул; было ясно, что с таким же удовольствием он отвесил бы пинок Дюшке.
– Мам… – У Дюшки сжалось горло. – Мам… Я все… Я сам… Не надо обо мне… думать.
Мать сняла с плеча руку, отвела глаза, сказала устало, словно пожаловалась:
– У меня сейчас сложная операция. Будем оперировать Гринченко. Я очень волнуюсь, Дюшка.
– Мам! Не думай обо мне. Я сам… Вот увидишь.
– А я все-таки приму меры! Не-ет, я на самотек не пущу! – Отец решительно направился к телефону, набрал номер: – Алло! Гайзер!.. Слушай, Алексей Яковлевич, просьба к тебе. И нет, не к тебе, а к твоему сыну. Пусть он займется моим балбесом, подтянет по математике… Как мужчина мужчину прошу, так и передай – как мужчина мужчину… Ну, спасибо… Что – платформ нет? Выкатку приостановить?! Да ты что, Гайзер? В такую воду держать лес в запани! А если ночью прорвет запань?.. Нет, дружочек, нет, не крути! Вышибай и платформы – кровь из носу!..
И отец забыл о Дюшке. Климовна вздыхала над столом:
– Э-эх! Курица пестра сверху, человек изнутри.
После обеда Дюшка никуда не пошел, сел за стол, разложил перед собой учебники и задумался… Сначала о матери, которая, наверно, в эти самые минуты спасает от смерти какого-то незнакомого Гринченко. Потом всплыл в памяти Минька. Почему он вдруг?.. Минька расплакался, должно быть, потому, что Дюшка стал хвастаться отцом. Минькиного отца, Никиту Богатова, не любили в поселке. Минькина мать бегала по соседям и жаловалась на мужа: не зарабатывает, не заботится о семье… И это верно, Минька ходит в школу в рваных ботинках.
Дюшка только издали видел Минькиного отца. Тот не выглядел уж таким злодеем – обычный человек, носит помятую шляпу, старое пальто с длинными полами, в которых он путается ногами на ходу, и нельзя никогда понять, пьян он или от рождения таков. И лицо у Минькиного отца мятое, как его шляпа, бесцветное, только глаза синие, точь-в-точь как у Миньки. Еще у Минькиного отца странная привычка – всегда что-то бормочет на ходу. А однажды Дюшка его увидел в лесу – стоит один-одинешенек на поляне, помахивает рукой и громко декламирует:
– Я звал тебя, но ты не оглянулась,
Я слезы лил, но ты…
Что-то непонятное. Стихи – деревьям! Странный. Он сам пишет стихи и раньше жил в городе, работал в газете, которая каждый день приходит в Куделино. Газету все читают, стихов Богатова никто не знает. И работает теперь Богатов простым делопроизводителем в конторе.
Жаль Миньку. Жаль, пожалуй, больше, чем себя.
Задача о путешественниках никак не решалась.
9
Левка Гайзер сам подошел к Дюшке: – После уроков потолкуем, таракан.
И вот после уроков они вышагивают бок о бок. Поролоновая курточка, джинсы в обтяжечку, румяные щеки, серые глаза под девчоночьими ресницами, папка в руках и еще какая-то умная книга, не уместившаяся в папку. Дюшка рядом со своим потасканным портфелем. Портфель оттягивает руку, в нем кирпич против Саньки Ерахи.
