американской «полиграфии», что они теперь не знают, куда ее девать и во что трансформировать, – в отличие от шейха вашего, на которого американских «фантов» обрушилось еще больше! А? – обращается ко мне пришелец.
– Ага, – соглашаюсь я с его доводами.
– Знаешь, сколько за последние тринадцать лет в вашу страну притекло нефтегазодолларов?
– Много, – предполагаю я.
– Не много, а больше, чем за весь двадцатый век в Союз Советских Социалистических Республик!
– Да ну? – раздуваюсь я от удивления.
– А знаешь, откуда вы качаете эти нефтедоллары? – приближает он ко мне харю.
– Откуда?
– Из-под земли!
– Верно, – соглашаюсь я, ругая себя за несообразительность.
– А бачишь, чьи кладовые там находятся? – переходит он на шепот.
– Где? – ухожу я в несознанку.
– Под землей!
– Догадываюсь… – отвечаю я упавшим голосом.
– Теперь ты понимаешь, кого вы грабите?
– Да, – выдыхаю я и опускаю смиренно взгляд.
– А хочешь, я скажу тебе, когда он вас за это простит?
– Когда? – трепещу я, словно вор.
– «Никогда, о nevermore!»[123] – каркает в ответ чужеземец, сверкнув вороным глазом в душу, и тут же переключается на оператора:
– Но я не об этом Дьяволе говорил. Да и не о нем в принципе. А о тех, кто пугает своих современников перерождением…
Выступающий рогоносец делает паузу, давая нам возможность осмыслить будущую угрозу, и, не дождавшись осмысления, грохочет в микрофон:
– Это неправда! Перерождения в вашей религии нет! Не было! И не будет! Поэтому бояться здесь нечего – умрете раз и навсегда!
Гость в котелке обводит хищным взглядом студию и со злорадством добавляет:
– Второй раз вы не попадете сюда ни за какие коврижки! Но вот позаботиться о тех, кому хреново, и попросить Сатану облегчить участь ваших близких, с которыми, вполне возможно, скоро предстоит встретиться и вам, было бы не только гуманно, но и логично! Ведь, как известно, те, кто совершил смертный грех (не думал, что грехи бывают еще и бессмертные, – хохочет рогатый черт), – и не покаялся, попадает в ад уже навсегда! Это вам расскажет любой церковный клерк, – сверлит меня взором верзила.
– Верю, – поддакиваю я.
– К примеру: на войне убивают так быстро, как только могут. И делают это до тех пор, пока одни убийцы не убьют других. А раскаяться нет ни времени, ни возможности, ни желания. Так вот, у Христа отношение к нераскаявшимся такое же, как и у ваших президентов к оппозиции.
– Какое же? – осмеливаюсь я задать нескромный вопрос.
– Не покаялся, не попросил прощения – в ад! – оглушает меня басом гость. – Ни верховный суд государства, ни божественный – небес ничего тебе не простят, если ты не встал на колени и не склонил голову! Помнишь, как в детстве?
– Как? – восклицаю
Никогда, о
