уже лезли в окно. К. слишком устал, чтобы прогонять их снова. Хозяйка-трактирщица собственной персоной поднялась к ним наверх, чтобы поздороваться с Фридой, та назвала ее «матушкой», что возымело следствием необъяснимо сердечную сцену с поцелуями и долгими, крепкими объятиями. Покоя в каморке вообще было немного, то и дело заявлялись – что-то забрать или, наоборот, принести – служанки, топоча своими мужицкими сапожищами. Если нужная вещь оказывалось на битком забитой всяческим хламом кровати, служанки попросту ее из-под К. вытаскивали, на него самого не обращая ни малейшего внимания. С Фридой эти девки поздоровались по-свойски, как с ровней. Невзирая на подобные мелкие беспокойства, К. пролежал в постели весь день и всю ночь. Фрида не отходила от него ни на шаг, выполняя малейшие его прихоти. Когда на следующее утро он, свежий и отдохнувший, наконец встал, начался четвертый день его пребывания в деревне.
Глава 4
Первый разговор с хозяйкой
Ему очень хотелось поговорить с Фридой по душам, но помощники, с которыми Фрида, кстати, без конца хихикала и перешучивалась, досаждали ему одним своим назойливым присутствием. Были они, впрочем, неприхотливы, пристроились в углу на полу на двух старых юбках, то и дело уверяя Фриду, что не мешать господину землемеру и занимать как можно меньше места – для них дело чести, в разнообразных попытках осуществления коего дела они, беспрерывно шушукаясь и прыская, то сплетали по-новому руки-ноги, то вертелись волчком, в сумерках превращаясь в своем углу в один большой ворошащийся клубок. К сожалению, опыт наблюдения за ними при свете дня все очевиднее показывал, что они – очень зоркие соглядатаи, ни на минуту не оставляющие К. без присмотра; даже когда под видом детской забавы приставляли к глазам кулачки, изображая подзорную трубу, или еще какое-нибудь дурачество затевали, но и когда посматривали на К. как бы невзначай, мельком, исподтишка, занимаясь якобы исключительно уходом за своими бородками, предметом особой их гордости, бессчетное число раз сравнивая, чья длинней и гуще, и призывая в судьи Фриду, – они следили за К. неотступно. Пока лежал, К. со своей кровати частенько поглядывал на возню всех троих с полнейшим безразличием.
Когда же он почувствовал, что достаточно окреп и готов подняться с постели, все трое кинулись наперебой за ним ухаживать. Тут-то и выяснилось, что окреп он недостаточно, во всяком случае не настолько, чтобы противостоять этому услужливому рвению, которое, как он смутно осознавал, втягивает его в нехорошую, чреватую последствиями зависимость и которого он не в силах пресечь. Что скрывать, была в этом своя приятность: сидя за столом, попивать вкусный кофе, что принесла Фрида, греться у печки, которую Фрида истопила, гонять вверх-вниз по лестнице хотя и рьяных, но бестолковых помощников, посылая их поочередно за водой для мытья, за мылом, за расческой и за зеркалом, и даже, коли уж К. нечто вроде подобного желания полувопросительно высказывал, – за стопочкой рома.
И вот
