не знаю.
– Спросишь Маму, – рассмеялась стальным колокольчиком красавица, – меня там все знают. А вообще (хмыкнула она) для того дела, что ты понадобишься, имена значения не имеют. Как хочешь называй – зайкой, лапочкой, рыжиком – только в кузов не клади.
– Это она так шутит, – понял Ветеринар и решил поддержать шутку, – в кузов или цистерну?
Пошутил неудачно. Такую шутку мог понять Пончик, или подполковник Петров; на крайний случай – та бабулька с улицы Казанцева, но никак не эта женщина, на лице которой улыбка сменилась недоумением. Федор поспешил сменить тему; ответить наконец на ее вопрос:
– Ты успокойся… Зайка. Я не киллер, не снайпер. Киллер лежит рядом, связанный по рукам и ногам. А я просто прохожий; ну… проходил мимо – решил душ принять. Ну вот… дипломатом киллера по башке… Теперь вот лежу рядом с ним, с тобой разговариваю.
Лицо Зайки, она же Мама, с каждым словом Казанцева становилось все более суровым и в то же время задумчивым. В какой-то момент на нем явственно проступила гримаса легкого недоверия. Казалось – еще мгновение, и она прикажет: «А подайте-ка сюда телефонный справочник. Где там номер местного дурдома?».
– Нет, ты не думай, Зайка, – опять зачастил Казанцев, – я не сочиняю! Хочешь… пальну из винтовки в окошко? Ну… в этого – длинного, черного и страшного?
– Ну, это точно не я, – засмеялась в трубку Зайка, – разве что страшная…
– Нет! – вскричал Федор так, что телефон чуть не вылетел из его руки, а киллер рядом пошевелился вполне осознанно, – ты не страшная. Ты очень красивая, такая красивая, что…
На другом конце провода (вообще-то никаких проводов от мобильника к мраморному раритету в гостиничном номере не тянулось) явно поняли, что мужчина, грозивший только что пальнуть в окно из снайперской винтовки, задохнулся от восхищения, не в силах описать своих впечатлений. И это очень понравилось Зайке, судя пор тому, как заалели ее щечки. Тут в номере что-то произошло. Женщина, а следом за ней чернокожий гость сибирской столицы вскинули головы кверху, к потолку. Следом тут же дернулся ствол винтовки, и в перекрестье прицела оказался еще один персонаж. Этого человека Казанцев знал. Точнее видел на рекламных листовках, которыми были обклеены все фонарные столбы прошлой осенью, в единый день голосования. Куда избирался этот господин, Казанцев не помнил, а точнее, просто не знал, не интересовался. Он на выборы-то в последний раз ходил в далеком детстве, вместе с родителями. Но эту толстощекую краснорожую физиономию с неестественно белыми зубами он все-таки узнал. А она еще и скалилась ему, точно хорошему приятелю. Депутат неизвестно какой Думы отчаянно мигал ему, а потом принялся махать в окно словно ветряная мельница – так что Федор даже испугался за него – как бы не выпал с четвертого этажа на асфальт.
Ствол винтовки опять переместился вниз, где – к огромному облегчению Казанцева – картина пока не поменялась. Блондинка, в прическе которой
