в этой-то пустыне американские военные и сделали полигон. Для испытания, стало быть, нового оружия. Да и старого тоже. Проводили свои плановые тренировочные стрельбы. А, как известно, когда на огороженную колючей проволокой огромную территорию долго никого не пускают, и ведут там испытательно-стрельбо-взрывную деятельность, на её поверхности накапливаются прямо горы отходов.
Ну, точнее, это для военных они – отходы. Гильзы стрелянные, осколки снарядов да мин, куски полуразрушенных механизмов – по которым стреляли, бомбили или взрывали… Тренировались, словом.
А вот для кое-кого другого всё это – вовсе не хлам ни на что не годный. А очень даже наоборот: вторсырьё! За медь, латунь, алюминий и нержавейку металлургические заводы уже тогда платили неплохие деньги. И не слишком интересовались, откуда всё это. Поскольку на земле как раз и запасы бокситов, и прочей руды в месторождениях, покончались… Уж им-то, заводам, куда дешевле получалось купить такой, плевать, что полуразрушенный – но уже кем-то выплавленный однажды готовый металл, чем какую-то тощую руду за тридевять земель везти, да перерабатывать.
Вот этим, говорят, первый из скрапперов и жил. Собирал гильзы, от снарядов, да от патронов, попадались и невзорвавшиеся – и снаряды, и бомбы. Из таких можно было добыть взрывчатку… Конечно, если знать, как добывать!
Взорванные или расстрелянные самолёты давали алюминиевые панели. Из всяких наземных хамви, тягачей, да РЛС можно было вытащить кое-какие приборы. Из более продвинутых агрегатов – и куски компьютеров… Или, в крайнем случае, драгоценные металлы из их плат – уж военные-то на свою технику денег не жалели. Для них главное – чтобы работало понадёжней. Вот и испытывали её по-всякому.
А поскольку она была довольно секретной и здорово продвинутой, пионеру-то приходилось действовать отнюдь не легально.
Сляпал он, по словам Джонса, вездеход цвета хаки изо всей этой подручной бронетехники, да и гонял на нём по полигону, подбирая что получше да поновей, и прячась за броневыми бортами от часовых и патрулей, нещадно его ругавших через рупоры-матюгальники и по радио, и так же нещадно в него стрелявших.
Впрочем, это, как пояснил Старикашка, являлось, скорее, уже традицией: никто реально мужика этого пристрелить-то не хотел. А вот для начальства старались поддерживать вид: типа, всё у нас с охраной в полном порядке – вот, стреляем же!..
Как звали нашего родоначальника, всё равно осталось неизвестным. Правда, Стервоза Энн сказала, что это и неважно – главное, что он первым придумал и применил все приёмы, которые сейчас используют все наши. Маскировку. Надёжный, хоть и неказистый, бронированный транспорт. Налаженные связи с перерабатывающими вторсырьё предприятиями. И – абсолютное равнодушие к чужой и собственной судьбе.
Убьют – сам виноват. Надо было лучше готовиться и снаряжаться. А если такое случилось с другим скраппером – так и пёс с ним. Плакать никто не будет. Среди нас особо сентиментальных нет.
Здесь все – одиночки. Работающие на свой страх
