ета грозового неба. «Ну, вылитая бабушка», – подумал про себя барон, а вслух сказал:
– Ну почему ты не хочешь послушать меня, Нада? Ведь в том, что ты говоришь, нет ни на йоту здравого смысла. Где это видано, чтобы молодая девица сама ездила ко двору?
– И вовсе не сама, отец, – спокойно возразила дочь. – Разве мой брат Брэд недостаточно достойное сопровождение для меня? А кузина Дебора что же, уже и не в счёт? А Кристофер Эллиот? А Чарльз де Моррен? Разве все они не будут надёжной защитой для меня в Лондоне? А я так хочу посмотреть на нашего короля! Хоть одним глазком взглянуть. Ты не можешь лишить меня этой радости, папа. Такое ведь раз в жизни случается.
На лице дочери сердитое выражение сменилось умоляющим, глаза её из тёмно-серых сделались серебристыми, с мягким бирюзовым оттенком. Губы сложились в нежную улыбку. И сердце отца дрогнуло. Он очень любил свою единственную дочь, так похожую и лицом, и характером на обожаемую им мать.
Вала де Плешар, леди Лорэл была, по мнению сэра Кевина, совершенно потрясающей женщиной. Сейчас она была уже совсем стара, подбиралась к семидесяти годам, но сохранила прежнюю силу духа и ясность мысли. И хотя все эти годы, прошедшие после гибели его отца, рыцаря Ричарда Лорэла, подло убитого коварными соседями-англичанами, она жила мечтой воссоединиться на небесах с горячо любимым супругом, дела семьи оставались по-прежнему важными для неё. Именно мать помогла когда-то юному Кевину отомстить за гибель отца. И была рядом с ним в этом жестоком походе. И не позволила оставить в живых никого из подлого племени Айтингов, чтобы раз и навсегда положить конец вражде, унесшей жизни деда Кевина рыцаря Брэда Лорэла и его отца. Именно мать повезла его к королю, чтобы защитить его права и повиниться в разорении замка Давтон. И была готова взять на себя всю вину, чтобы обеспечить будущее сына. Это мать сумела установить мир на их участке границе с Шотландией, связав брачными узами приграничные семьи по обе стороны границы. И, наконец, именно мать нашла ему жену, которая пришлась ему по сердцу, подарила счастье любви и троих замечательных детей.
– А что говорит по этому поводу бабушка, Нада? – спросил он после некоторого раздумья.
Девушка улыбнулась ещё шире, глаза её засияли – она очень любила свою старенькую бабушку, которая отвечала ей такой же сильной привязанностью.
– Ба говорит, что если мне так уж хочется увидеть короля Ричарда, то я могу это сделать, – ответила девушка. – Она верит в неизбежность того, что предначертано судьбой. И надеется на моё благоразумие.
Согласие матери на этот авантюрный план его дочери меняло дело. Мудрость её советов никогда не подводила его.
– А что сказала на эту идею твоя мама? – затронул барон ещё одну грань семейных отношений.
– Ма сказала, что пусть будет так, как решит ба, – был ответ.
– Хорошо, Нада, – закончил отец этот неприятный для него разговор, – я подумаю, поговорю с твоей бабушкой и потом скажу тебе своё решение.
А подумать и, правда, было о чём. Так долго отсутствовавший в своей стране король Ричард Плантагенет, получивший за свою храбрость прозвище Львиное Сердце, наконец, возвращался к своим подданным. Его ожидали с большим нетерпением. Англичане гордились подвигами своего короля в Святой Земле и страшно негодовали, узнав, что король-крестоносец, возвращаясь на родину, попал в плен к этому подлому герцогу Леопольду Австрийскому, отдавшему его в руки злобного германского императора Генриха У1. Подумать только! Их король, храбрец и красавец, томится в мрачных стенах германской крепости. Смириться с этим было невозможно. И откликаясь на призывы королевы-матери Алиеноры Аквитанской, подданные начали сбор средств на огромный выкуп, который согласился принять скаредный император в обмен на свободу английского короля. Королева-мать теребила всех, кто только мог помочь, писала гневные послания Папе Римскому Целестину 111, обвиняя его в равнодушии к судьбе короля, принявшего крест. Папа отреагировал тем, что отлучил от церкви коварного Леопольда Австрийского и угрожал тем же Филиппу Французскому, но Генриха приструнять не стал – видимо, давние связи, соединяющие понтификов с германскими императорами, оказались сильнее желания помочь попавшему в беду английскому королю. И англичане сами решили судьбу своего монарха.
Сумма выкупа оказалась баснословно огромной. Генрих желал получить сразу 100 тысяч марок и ещё 50 тысяч в течение семи месяцев после обретения Ричардом свободы, однако взамен ожидаемой суммы потребовал заложников. Такие деньги было не собрать сразу. Ведь весь годовой доход королевской казны от целой Англии составлял всего 30 тысяч марок. Столько же получало казначейство и от Нормандии. Пришлось раскошеливаться подданным короля-крестоносца, и они пошли на это. Деньги давали дворянские семьи, давали города и церковные приходы. Эти средства собирались в Лондоне в соборе Святого Павла, тщательно пересчитывались представителями короля и германского императора, запечатывались в большие кожаные мешки и складывались в нишах собора. Когда были собраны и
