сатаны, так что сделай это ради Господа.
Глаза сестры Терезы озарились светом. Она гордо выпрямилась и, показав знаком: «Ради Господа», повернулась и поспешила к трапезной.
К ним подошла сестра Грасиела, глядя в растерянности на творившийся вокруг жуткий погром.
Люди Акоки все больше зверели, круша и ломая все, что попадало им под руку. Сам полковник одобрительно наблюдал за происходящим.
– Не знаю, как вы, а я намерена бежать отсюда ко всем чертям, – сказала Лючия, повернувшись к Миган и Грасиеле.
– Вы идете?
Они остолбенело смотрели на нее, не в состоянии что-либо ответить.
К ним торопливо семенила сестра Тереза, держа в руках что-то завернутое в кусок холста. Люди Акоки продолжали сгонять монахинь в трапезную.
– Пошли, – сказала Лючия.
Немного помедлив, сестры Тереза, Миган и Грасиела последовали за Лючией к огромной входной двери. Завернув за угол в конце длинного коридора, они увидели, что она была проломлена.
Неожиданно перед ними появился один из людей полковника:
– Вы далеко, дамы? Назад. Мои друзья имеют на вас определенные виды.
– У нас есть для тебя подарок, – не растерялась Лючия.
Улыбнувшись, она подняла один из тяжелых металлических подсвечников, стоявших вдоль столов в прихожей. Мужчина озадаченно посмотрел на нее:
– А что с ним делать?
– А вот что.
Лючия с размаху ударила его канделябром по голове, и он без сознания рухнул на пол. Три монахини в ужасе наблюдали за этим.
– Шевелитесь! – сказала им Лючия.
И вскоре Лючия, Миган, Грасиела и Тереза, миновав монастырский двор, уже выходили из ворот монастыря в звездную ночь.
Лючия остановилась:
– Теперь я вас покидаю. Вас будут искать, так что вы лучше уходите отсюда.
Повернувшись, она направилась к возвышавшимся в отдалении за монастырем горам. «Я спрячусь там и подожду, пока им не надоест искать, а потом отправлюсь в Швейцарию. Надо же было такому случиться. Эти скоты разрушили укромное для меня местечко».
Забравшись немного повыше, она оглянулась. Оттуда ей хорошо были видны три сестры. Невероятно, но они все еще стояли у ворот монастыря тремя черными изваяниями. «Ради Бога, – подумала она, – убирайтесь же, черт возьми, оттуда, пока вас не схватили. Быстрее!»
Они были не в силах сдвинуться с места. За долгие годы их мироощущение, казалось, было окончательно парализовано; они никак не могли взять в толк, что с ними происходит, и упорно продолжали смотреть себе под ноги. Они были настолько потрясены, что ничего не соображали. Проведя столько времени в стенах Божьей обители, в изоляции от внешнего мира, и оказавшись вдруг вне ее спасительных стен, они испытывали теперь полное смятение чувств и панику. Они не имели понятия, куда им идти и что делать. В стенах монастыря их жизнь была подчинена давно установленному порядку. Их кормили, одевали, говорили, чем заниматься. Они жили
