ал в Италию, где вице-король Италии Евгений Богарне назначил его инженером-географом в чине су-лейтенанта. Лабом нечасто выполнял свои прямые обязанности, поскольку принц использовал его на объектах, которые представляли для него особый интерес: например, по проекту Лабома вокруг его дворца был построен парк. По просьбе Богарне Лабом переехал в Венецию, чтобы измерить тамошние лагуны и разметить течение реки Бренты. В 1811 г. он послал Лабома в Париж якобы с целью проведения топографических работ. Лабом воспользовался долгим пребыванием в столице, чтобы поупражняться в писательском деле: он опубликовал двухтомную «Краткую историю Венецианской республики» (Париж, 1811). Однако позже выяснилось, что книга Лабома – краткий пересказ истории Венеции аббата Ложье, а автор не держал в руках ни одной оригинальной работы по истории Венеции. Тем не менее, это издание было посвящено вице-королю, и теперь его симпатия к Лабому удвоилась: Богарне повысил его до лейтенанта, а в кампании 1812-го года Лабом был одним из его личных помощников. Из России Эжен Лабом вернулся в Венецию с орденом Почетного легиона, а после отречения Наполеона продолжил службу при вице-короле. Во время своего последнего пребывания в Париже, он опубликовал «Подробное описание Русской кампании 1812 г., украшенное планами битв за Москву и Малоярославец». При всей своей неполноте (книга описывает только те военные операции, в которых участвовал корпус принца Евгения), эта история представляет интерес, сочетая точность фактов и литературность. После реставрации Лабом получил место в топографическом бюро военного министерства, и стал одним из трех его историографов. Умер в Пон-Сент-Эспри (Лангедок, департамент Гар), 5-го февраля 1849 г.
К сему можно добавить только, что капитан Лабом был мужественным и волевым человеком – ведь от армии Наполеона к январю 1813-го года осталось только около пяти процентов личного состава. Он был аккуратным и весьма организованным по характеру своему. Об этом можно судить, только глянув на оглавление его книги – четкая структура и приблизительно равный объем глав.
Во время перевода использовались и другие издания, в частности, и французские. Замечено, что все тексты отличаются друг от друга, правда, незначительно. Есть и сокращения – опять-таки, опущены сведения общего характера, те события, которые подробно освещены в более специализированных изданиях, касающихся истории наполеоновских войн. Главное – авторская точка зрения – сохранена, она и делает эти мемуары ценными для историка и интересными для обычного читателя.
Для удобства читателя все примечания сделаны в виде сносок. Большая их часть посвящена географическим пунктам, что неудивительно, ведь автор был военным топографом и картографом.
И, конечно, уделено внимание любопытным и малопонятным местам.
Свои мемуары Эжен Лабом снабдил собственноручно выполненными планами битв у Бородино и Малоярославца, а также подробными описаниями Великой Армии Наполеона и русской армии. Поскольку на сегодняшний день существует множество трудов, в которых опубликованы планы этих битв, составленные с учетом последних научных изысканий, в данном переводе карты автора публиковаться не будут.
ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА
Я имею непосредственное отношение к тому, что я видел. Я был свидетелем величайших бедствий, которые когда-либо постигли великую нацию, зрителем и участником каждого эпизода этой печальной и памятной кампании. Это не вымышленный рассказ, искусно расцвеченный яркими красками лжи и фальши. Я каждый день вел записи в своем дневнике и теперь хочу просто поделиться своими впечатлениями и чувствами, которые я тогда испытывал. При свете зарева пылающей Москвы я писал о мародерстве и разграблении этого несчастного города, на берегу Березины – о полном трагизма переходе через эту реку. Прилагаемые карты битв под Москвой и при Малоярославце были составлены там же по приказу принца Евгения.
Едва ли можно представить себе, какие трудности мне пришлось преодолеть в ходе моей работы. Вынужденный, как и мои боевые товарищи, каждый день бороться за удовлетворение самых насущных потребностей, пронизанный холодом, измученный голодом, жертва всех несчастий мира, не имеющий никакого представления, просыпаясь на рассвете, увижу ли я солнце, а по вечерам сомневающийся, проснусь ли я завтра – все мои мысли сосредоточились в горячем желании жить, чтобы иметь возможность увековечить память о том, что я видел. Воодушевляемый этим непреодолимым чувством, я каждый вечер записывал обо всем, что происходило за день, сидя возле едва тлеющего костра, при температуре от десяти или двенадцати градусов мороза,[1] окруженный мертвыми и умирающими. С помощью ножа, которым я отрезал мясо от конской туши, я очинил воронье перо, а небольшое количество пороха, смешанного с растопленным снегом, и помещенное в углубление моей ладони, служили мне чернилами и чернильницей.
Хотя я писал этот труд не испытывая злобы и без всяких предубеждений, должен признаться, что частенько в течение этой ужасной, порожденной чудовищными амбициями кампании, я с трудом сдерживал свое негодование
По Реомюру. 13–15 градусов мороза по Цельсию. – Прим. перев.
