Ступайте своей дорогой. Оставьте меня в покое.
Он повернулся, явно намереваясь оставить нас у обочины.
Я сдавленно всхлипнула. Если я не окажусь в постели после всего, что мне пришлось пережить, то я, как мне казалось, и жить-то не захочу.
– Стойте, – быстро сказал Хэнк. – У вас нет свободных комнат?
– Я этого не говорил, – ответил мужчина. – Вы вообще знаете, который час?
Хэнк и Эллис обменялись взглядами.
– Конечно, – сказал Эллис. – Мы искренне просим прощения. Может быть, мы сможем возместить ваши труды.
Мужчина крякнул:
– Экий барский разговор. Я с такими, как вы, дела не имею. Ступайте.
Он махнул рукой, прогоняя их.
Где-то у машины фыркнул водитель.
– Прошу вас, – поспешно добавил Эллис. – Путь был нелегкий, и моя жена… ей нехорошо.
Мужчина остановился.
– Ваша кто? – медленно произнес он.
Эллис мотнул головой в мою сторону.
Мужчина повернулся и увидел меня, скрючившуюся под стеной. Он пару мгновений меня рассматривал, потом обернулся к Эллису:
– Так вы потащили женщину по Атлантике посреди войны? Вы что, совсем не в себе?
Эллис помрачнел, но ничего не ответил.
Мужчина ненадолго поднял глаза к небу. Покачал головой.
– Ладно. Можете остаться на ночь, но только ради вашей жены. И побыстрее заносите вещи, а то сюда комендант явится из-за нарушения затемнения. Опять. И если придет, учтите, не я буду штраф платить.
– Конечно, конечно. Разумеется, – сказал Хэнк. – Можете сделать мне одолжение и прислать носильщика?
Мужчина в ответ лающе хохотнул и зашел в дом.
– Хм, – произнес Хэнк. – Похоже, носильщика тут нет.
– И это тебя удивляет, потому что?.. – спросил Эллис.
Хэнк взглянул на машину, изрядно осевшую под весом наших вещей.
Эллис подошел ко мне и протянул руки. Поднимая меня на ноги, он сказал:
– Иди в дом, сядь где-нибудь, и пусть этот мужлан принесет тебе выпить. Мы придем, как только со всем этим разберемся.
Я зашла в дом. Тяжелая деревянная дверь со скрипом подалась, и когда она, щелкнув, закрылась, я опасливо огляделась.
Бородача нигде не было видно, хотя он оставил на барной стойке слева от меня керосиновую лампу. Вдоль нее блестели пивные краны: Макюэн, Йонгстер, Мэксон, Гиннес – и еще несколько, на которых я не разобрала названия. На одном висела картонка, извещавшая, что этот сорт временно отсутствует.
Свет лампы мерцал на бутылках, стоявших на полках позади бара, отражаясь и умножаясь в зеркале за ними. Казалось, что там, дальше, такая же зеркально расположенная комната, и на мгновение я задумалась, не оказалась ли я не в той, где нужно.
Перед баром стояло несколько столов и стулья, у дальней стены на подставке высился радиоприемник. Низкий потолок лежал на толстых темных балках, пол был вымощен огромными каменными плитами. Стены
