на ковер и тут же почернел. Там, где он упал, появилась пара рабочих ботинок, толстые шерстяные носки и покрасневшие лодыжки.
Возле меня стояла Анна с тарелкой и дымящейся чашкой в руках. Она поставила их передо мной на стол.
– Я уж видела, что вы свою кашу не съели – может, потому что не знаете, как ее едят, – она оглянулась и добавила: – Я вам в чай плеснула ложечку лекарства для бодрости. Подумала, вдруг поможет, а то видно, что вас еще пошатывает.
На тарелке лежало яйцо в мешочек и несколько ломтиков золотистой жареной картошки. Еще мгновение назад мой желудок кувыркался, но тут я внезапно ощутила волчий голод.
– Я думала, яйца по карточкам, – сказала я, поднимая глаза.
– Да, и масло тоже, но у нас в хозяйстве коровка есть и курочки. Я сбегала домой, сказала Mhàthair, мамке своей, что вам нездоровится, и она велела вам это дать. Она еще и повитуха, так что в этом понимает. Сказала, чтобы вы сперва чаю выпили.
– Спасибо. Вы очень добры. Пожалуйста, передайте ей, что я очень благодарна.
Анна помешкала какое-то время, потом сказала:
– А ваш муж, он и правда за чудовищем гоняется? Знаете, Дональд, мой двоюродный брат, его видел.
Я подняла глаза.
– Видел?
– Да, и родители его тоже, – продолжала она, кивая с серьезным видом. – Тетя Олди и дядя Джон ехали домой из Инвернесса, думали, утки в воде у Абриахана дерутся, а потом подъехали ближе, поняли, что это зверь, – черная такая зверюга, с кита, – там крутится и ныряет, такой stramash[4] поднял.
Она показала жестами.
– А потом что было?
– Да ничего, – просто ответила она. – Уплыл.
– А ваш кузен?
Она пожала плечами:
– Тут нечего особо и рассказать. Он рыбаком был. Однажды что-то такое случилось с ним, когда он на озере был, и он с тех пор в лодку не садится. И ни с кем про это не делится.
– А ваша тетя? Думаете, она согласится поговорить?
– Да она вас насмерть заболтает, дайте ей волю. Может, пригласите ее на strupag[5]? И еще, миссис Пеннипэкер. Вы все правильно поняли. Берете ложку каши и макаете ее в молоко. Так каша не остывает.
– Простите, что я ее не съела, – сказала я. – Это правда считается преступлением – оставлять еду на тарелке?
– Уж несколько лет как. Но не волнуйтесь, молоко пойдет в суп, а ваша каша отправилась в ящик. Коналл был так доволен, что ему дали вылизать миску, что даже хвостом вилял. Вам что-нибудь еще понадобится? А то мне нужно вернуться на хутор. Вы, может, думаете, что там в январе делать нечего, но какое там. И камни корчевать, и рубить репу для овец, и доить, ох, только успевай…
Она посмотрела вдаль и вздохнула.
– Мне бы только вот что, – сказала я. – Я бы очень хотела принять ванну, а горячей воды нет.
– Будет минут через двадцать. Я услышала, как вы там наверху
Шум, беспорядок.
Чай (
