она тоже старалась сдержать слезы – и вдруг поняла, чего она от меня хочет. Ну конечно, меня позвали не для того, чтобы резать для нее херувимов или ангелов на свечах, а чтобы вырезать на них лица ее покойных детей. Благослови Господь нашу королеву, ведь она потеряла двоих детей, а не одного, как я. Возможно, выполняя для нее эту работу, я найду утешение в собственном горе. Разумеется, Эдмунд – распространенное имя, но меня вдруг поразило, что имена моих сыновей тоже Артур и Эдмунд. Разумеется, их назвали, как было принято, в честь членов королевской семьи. Чувствуя себя неловко из‑за того, что расплакалась, я внимательно рассматривала две овальные, в золотой оправе, миниатюры, которые дала мне королева. Размером они были не больше моей ладони.
– Конечно, у тебя не будет изображений в профиль, – сказала она, тоже склонившись над ними. – Но я могу описать их, или, возможно, тебе поможет то, что ты посмотришь на моих других детей, потому что у младшей, Мэри, нос точь-в‑точь как у Элизабет, а нос Генри похож на нос Эдмунда, да и подбородок тоже.
Легкий цветочный аромат исходил от ее вуали, спускавшейся с высокого головного убора, украшенного драгоценными камнями, мерцавшими в свете раннего утра. Я видела отчаяние, горе, которое она старалась спрятать, в ее светло-голубых глазах с крошечными морщинками в уголках глаз. Она была белокурой красавицей с тонкой кожей и нежным румянцем, но, стоя так близко, я видела, что ее полные губы, изогнутые, как лук Купидона, напряженно стянуты в ниточку. Я считала, что ей лет тридцать пять, но она выглядела старше своего возраста и казалась измученной. Сможет ли предстоящая свадьба ее первородного сына и здоровье всех троих ее оставшихся в живых детей унять ее горе?
– Да, – ответила я. – Думаю, я смогу вырезать для вас такие свечи с вашей помощью. Разумеется, я не осмелюсь взять эти портреты для работы у себя в мастер…
– Нет. Нет… я надеялась, ты сможешь работать здесь – по крайней мере, несколько часов каждый день. Мы сделаем так, чтобы тебя сопровождали во дворец и обратно, конечно. Николас Саттон вполне достоин доверия, он скромен и надежен. У меня поблизости есть для тебя комната для работы, и в ней запас прекрасного дорогого пчелиного воска. Дело в том, – сказала она шепотом, мне приходилось почти читать по губам, – что я хочу иметь – за хорошую плату – не свечи, а изображения детей в натуральную величину. Не для их гробниц в Аббатстве, а только для меня. Я показала бы тебе этот воск. Не здесь. А в комнате, которую я приготовила для работы, если ты пойдешь взглянуть на нее.
«Если я пойду?» – подумала я, ведь эта женщина может просто приказать мне.
– Я к вашим услугам, – заверила я ее.
К моему удивлению, Ее Величество повела меня не к той двери, через которую я вошла в комнаты, а к другой, скрытой за большим тканым настенным ковром, на котором была изображена Богоматерь с Христом на коленях у подножия распятия.
