перед Богом, так как только ему посвятила свою жизнь, и Он об этом знает.
Старик: Слов нет, вы действительно святые люди. И Вы, Анна Александровна, и уж, тем более, Вы, Григорий Ефимович. В вашу честь должны звонить колокола всех соборов, писаться картины, зажигаться свечи. (берёт связку свечей и, продолжая говорить и слушать, идёт по периметру комнаты и в определённых местах зажигает свечи. И по мере их разгорания на висящих картинах, к удивлению старика, начинают высвечиваться портреты Николая II, царицы Александры Фёдоровны, их дочерей и цесаревича). Вы и у Александры Фёдоровны с Вашей святостью и предсказаниями в качестве лекаря и предсказателя тоже, наверно, были первым?
Распутин: Первым, конечно, я не был. Первым был Дмитрий Ознобишин из Козельска, затем была – недолго, правда, – Матрёна-босоножка. Потом обосновался при дворе некий Филипп из Парижа, проходимец, каких свет не видел, но он ошибся с наследником: вместо мальчика, которого тот предсказал, Алекс родила Анастасию. Все они пытались примирить свой колдовской мир со Святым Писанием, но ничего у них из этого не вышло. Ну, а затем пригласили меня, правда, в связи с моими предсказаниями и, конечно, с болезнью цесаревича.
Вырубова: Да, да, я помню, как я первый раз представила Вас Императору и Алекс. Они были сначала не в восторге от Вас, но когда узнали о Ваших целительных способностях, Алекс тут же приказала оказывать Вам всяческое содействие и взяла Вас под собственную опеку.
Распутин: И в результате мы не так уж мало сделали для пользы и добра России. Не так ли?
Старик: К сожалению, исторический анализ показал, что больше вреда, чем пользы. Хотя, понаписано про Вас столько, что ни один в мире человек не в состоянии создать объективный портрет Ваш.
Распутин: Уж не ты ли проводил этот анализ? И, вообще, кто ты такой, чтобы судить о нашей деятельности при Дворе самого Императора Российского?
Вырубова: Господа, господа! Понаписано, действительно, столько всего, что отделить зёрна от плевел сегодня уже не представляется возможным.
Старик: Всё это верно, но если Григорий Ефимович хочет узнать, кто я такой и поближе со мной познакомиться, я не могу отказать ему в этом. Пожалуйста. Фамилия моя Шаховской, зовут Евгением Михайловичем. Родился я в 1940 году.
(После этих слов раздаётся грохот, и со стены сваливается очередная картина. Вслед за этим слышится тяжкий вздох и мужской шёпот, воспроизводящий слова молитвы. Старик подходит к упавшей картине, поднимает её, прислоняет к стене, оглядывается с удивлением, затем продолжает).
Про родителей не знаю ничего, так как воспитывался в детском доме. Когда подрос, мне сказали, что родители мои погибли в самом начале войны, а в 1962 году я, работая тогда в архиве одного военного ведомства, был вызван в кабинет начальника и извещён о том, что мои родители были расстреляны, как польские шпионы. После чего тот же начальник сказал, что бабушка моя была одной из первых российских авиатрисс, и, как установили чекисты по документам
