в Вероникин подъезд. И мы снова стали дружить с Вероникой.
Теперь Лёша Распопов с большими ребятами на лавочке сидит, а мы с Вероникой возле деревянной горки разговариваем. И снова большие ребята мне завидуют, потому что Вероника мало того что сама по себе красивая, по ней ещё явно стало видно, что я ей нравлюсь. А уж вот этого Лёша Распопов точно спокойно видеть не может. Эхма, а ещё лучший парень во всём дворе!
Когда мне было семь лет, я пошёл в школу. Учительницу нашу звали Римма Сергеевна. И вот в первый день, на первом же уроке, она говорит: – Наш класс – это корабль, на котором мы поплывём по океану знаний. Кто-нибудь хочет стать капитаном?
А сама перебирает какие-то бумажки на столе с таким видом, будто точно знает, что капитаном корабля знаний никто стать не хочет. Но я-то всегда хотел стать капитаном. Хоть и не корабля знаний, а лучше бы другого корабля, но если есть только этот, то что поделаешь.
– Я хочу стать капитаном! – говорю.
А Римма Сергеевна вдруг спрашивает:
– А сможешь ли ты вести корабль в нужном направлении, преодолевая волны трудностей и сомнений? Ведь океан знаний – серьёзная, грозная вещь!
При этом ясно, что, по её мнению, я не то чтобы это, а вообще ничего не смогу. Говорит, а сама что-то чинит в своей помаде. Заело там что-то.
– Ну Римма Сергеевна, – продолжаю я разговор, – я же ответил на ваш вопрос о том, почему Ленинград называется Ленинградом! Потому что «град» – это по-старинному значит «город»! Вот и с кораблём справлюсь, не волнуйтесь.
– Нет, не справишься, – почему-то очень довольно сказала она, и разговор закончился.
Помада у неё совсем развалилась, и я понял, что мне капитаном не быть. А потом выяснилось, что капитаншей Римма Сергеевна будет сама. Только ни в одной книге и ни в одном фильме капитаны помаду на борту не чинили. Да ещё при матросах!
Когда мне было восемь лет, я писал письмо на телевидение, в котором просил, чтобы показали фильм про Дон Кихота. Кто такой Дон Кихот, я не знал, но в разговоре с дядей Нарциссом (это ещё один знакомый моего папы) узнал, что Дон Кихот очень похож на меня.
Разговор с дядей Нарциссом происходил у нас на кухне. Дядя Нарцисс помогал папе делать ремонт и сдирал со стенки обои ножом. Он сдирал и повторял, что эта стенка ровная, как наша жизнь, и при этом улыбался, будто говорит что-то очень мудрое. Я тоже взял стамеску и стал сдирать обои. Мне хотелось одним движением оторвать как можно больше, а дядя Нарцисс сказал, что, сдирая обои таким образом, я борюсь с этой стеной, как Дон Кихот с ветряною мельницей.
– А что это значит: борюсь с ветряной мельницей? И кем был Дон Кихот? И не то же ли это самое, что Тихий Дон? – вот сколько всего меня интересовало.
– Ну ты даёшь, сынок! – усмехнулся дядя Нарцисс. – Тихий Дон – это речка, а Дон Кихот – рыцарь. Ему бороться было не с кем, так он против мельницы восс… тал… – и Нарцисс отодрал огромный кусок, снова крякнув,
