Вас бесплатно. А можно сделать ещё проще, посмотреть картины в моей мастерской. Да и если вдруг Вам станет не по себе, я смогу оказать первую медицинскую помощь. Минералка, виски, бренди, небольшой диванчик, чтобы прилечь, если закружится голова.
Образ милого и сердечного юноши рушился на глазах, являя мне обычного обольстителя, расставляющего сети для очередной доверчивой жертвы. Мой взгляд потускнел, но Илья словно прочел мои мысли.
– Ради Бога, назовите свое имя, так нам будет проще общаться.
– Арина.
– Милая, чудесная Арина, я вовсе не стремлюсь хитростью затащить Вас в свою мастерскую, напоить и предаться безобразным оргиям. – он громко расхохотался, видимо представив себе эту сцену. – Нет, вовсе нет, – его голос стал мягче.
– Просто я знаю, как мои картины влияют на некоторых людей. Благодарение Богу, не на всех. Как раз на очень немногих. Если бы они так влияли на всех, то все психушки были бы переполнены людьми, посетившими мои выставки, а в психиатрии появился бы новый термин «синдром Домашева», ушлые доктора защищали бы диссертации, изучая его, а мной занялись бы соответствующие органы. Не слишком мрачная картина получилась?
– И все равно, Илья, почему они так действуют не на всех? Что с нами не так?
– Это вопрос чувствительности, я бы даже сказал сверхчувствительности. Большинство людей после выставки подходят и хамовато так говорят: «Редкостная мазня, хаос какой-то, двоечником что ли был?» Они выросли на Шишкине, Айвазовском, им все должно быть понятно. Вот мишки на дереве, вот кораблекрушение или бурлаки на Волге. Для них уже Ван Гог или Гоген – это что-то расплывчатое, размытое и оттого непонятное, нет сюжета, персонажей. Эту живопись нужно чувствовать, вбирать в себя, иметь определенный угол зрения, качества психики.
– Илья, я очень далека от живописи, совершенно ничего в ней не понимаю. Ну, есть несколько любимых картин. Я любитель, дилетант. Так же как и в музыке, кино, и почти во всем. Я занимаюсь фотографией.
– Совсем не обязательно быть знатоком искусства. Это очень даже хорошо, что ты далека от всего этого. Ценители знают всё о художниках, их биографию, периоды творчества, перипетии личной жизни и как она влияла на творчество, но они не чувствуют, не могут просто стоять, смотреть и наблюдать за теми эмоциями, что рождает в них то или иное произведение. Любители особо ценны, но не все. Таких, как ты – мало. Ты тонко чувствуешь: людей, ситуацию, видишь яркие сны, у тебя хорошая интуиция.
– Да, интуиция меня не подводит, а вот я её иногда подвожу, когда начинаю рассуждать логически или быть очень ответственной. Но в остальном – все видят сны, все чувствуют людей – в этом нет ничего особенного.
– Извини, но мои картины как раз и являются лакмусовой бумажкой в определении людей. Мнение одних я уже озвучил. Люди чувствующие иногда подходят со слезами на глазах, они не могут объяснить, что с ними происходит,
